Мария Бобылёва - Мы так говорим. Обидные слова и как их избежать [litres]

Отдельная тема – транслюди и медицина и анатомия. Если трансмужчина забеременел и родил – то он стал отцом (а не матерью). Если доходит до подробностей анатомии, то слово «клитор» по отношению к трансмужчине (даже если по сути у него увеличенный клитор – для него это «транспенис») лучше не использовать. Верх анатомической корректности – не писать «мужские» или «женские» гениталии – а вместо этого использовать «пенис», «мошонка» или «вагина», «вульва» – так как вагины бывают не только у женщин, но и у трансмужчин или небинарных людей, а пенисы – не только у мужчин, но и у трансженщин или небинарных людей. В общем, лучше лишний раз не использовать эпитеты «женский» или «мужской» и помнить про транс-инклюзивность.

Как соотносятся небинарные и транслюди? Сложно. С одной стороны, это разные вещи: небинарный человек может не делать переход и не менять имя, а остаться как есть, и его гендерная идентичность будет вообще не очевидна. А может и поменять имя или сделать какую-то часть из трансперехода, но при этом не называть себя трансчеловеком. С другой стороны, часто транслюди во время или после перехода приходят к тому, что они небинарные, и так себя и ощущают. Одним словом, все индивидуально.

Феминитивы – один из самых обсуждаемых вопросов корректной лексики. Мнение о них имеют вообще все – и часто критикуют, считая, что они излишни и калечат русский язык. Тем не менее, если еще несколько лет назад слово «авторка» можно было встретить только в узком кругу активисток, то сейчас блогерки, кураторки и организаторки становятся мейнстримом. Кто-то, конечно, использует их в шутку, но факт налицо – феминитивы уже глубоко проникли в современный язык. Вот и Юрий Дудь в очередном своем интервью говорит «корешесса» (феминитив от слова «кореш»), и звучит это, как ни странно, скорее нейтрально, чем насмешливо.

Когда мы говорим о феминитивах, то часто подразумеваем новую волну их использования. На самом деле, они давно были в русском языке, проблема только в том, что они обозначали определенные женские профессии и социальные роли. Это или низкооплачиваемые работы – «уборщица», «няня», или слова, связанные с преступностью – «воровка», «хулиганка», или слова из творческой и сценической жизни – «актриса», «поэтесса», или наследие советского времени – «комсомолка», «спортсменка». «Введите в гугл-картинки слово “профессионал” – появятся мужчины в костюмах или в худшем случае с дрелью, – говорит Татьяна Никонова, журналистка и авторка блога nikonova.online. – А попробуйте “профессионалка” – и увидите, увы, проституток. А женское слово для врача? Только пренебрежительное “врачиха”, или корявое “женщина-врач”. А для хирурга, для гения, для лидера? Нет, для всех этих уважаемых вещей нет феминитивов».

В современном обществе женщины встречаются практически во всех профессиях, включая те, которые традиционно были мужскими. Женщина может быть военным, полицейским, хирургом, стоматологом, политиком, электриком (и гением она может быть, и лидером), но в языке это по-прежнему не отражено. С этим и борются те, кто начинает использовать новые феминитивы.

Политолог Екатерина Шульман в программе «Статус» на радио «Эхо Москвы» 6 октября 2020 года сказала про связь феминитивов и возрастающей власти и видимости женщин: «В феминитивах мне видится нечто живое и нужное. Что-то из этого сохранится в языке, чтобы обозначать эту самую феминность, раз уж присутствие женщин в социальном пространстве все больше, все масштабнее, и видимость их все повышается. Та группа, которая начинает приобретать власть, начинает эту власть выражать посредством языка. Верно также и обратное: кто владеет языком, тот владеет и политической властью. Поскольку женщины из социального и политического пространства никуда не денутся, меньше их, мягко скажем, не станет, то сколько они захотят феминитивов, столько они языку и навяжут. Что-то вымоется, но что-то останется». [13]

«Язык правда способен менять сознание, и намного быстрее, чем что-либо еще. Феминитивы – это видимость женского гендера, сначала в языке, а потом в жизни, – говорит Юлия Малыгина, директорка организации “Ресурс ЛГБТКИА Москва”. – Это правильный и очень конкретный шаг, который каждый может сделать вот прямо сейчас. И этот шаг действительно изменит реальность. Причем на самом деле это довольно мягкий шаг – здесь нет никакого насилия, никто никого не притесняет и не бьет. Жаль, что многие этого еще не видят, но феминизм помогает не только женщинам, но и мужчинам, освобождая их от массы гендерных стереотипов и предрассудков, делая их жизнь легче и свободнее. Он помогает всему обществу».

«Вообще, это вопрос привычки, – говорит психотерапевт Зара Арутюнян. – Еще пять лет назад я везде говорила, что слово “авторка” – это насилие над русским языком, и на меня нападали феминистки. Потом я начала его использовать в ироническом смысле, мол, “эта авторка вон что написала”. А потом оно стало настолько знакомым и перестало резать слух, что я стала спокойно его использовать. Сама удивляюсь, но это так. И сейчас я спокойно представляюсь: “Я психологиня”, и ничего мне слух не режет».

Проблема с феминитивами еще в том, что не существует универсального их конструктора. Не ко всем словам можно прикрепить суффикс «-ка» (например, «хирург»), добавлять слово «женщина» не всегда уместно, а существующие уже суффиксы «-иня», «-есса», «-ша», «-иха», «-ица» уже нагружены разными эмоциональными и историческими оттенками. «Поэтому пока кто во что горазд, но это не страшно – главное, чтобы использовали», – говорит Зара Арутюнян.

«Главным аргументом в пользу обязательности феминитивов в разговоре о женщинах был такой: женщин в языке не видно, а феминитивы повышают их видимость, заметность, – пишет Максим Кронгауз в статье на сайте агентства ТАСС. – Вроде бы справедливо и политкорректно. Но в конце лета в то же время, как мы узнаем новость об украинских феминитивах, приходит новость из Германии о том, что Берлинский кинофестиваль отменил гендерное разделение в номинации “Лучшая роль”, то есть вместо лучшего актера и лучшей актрисы будут выбирать лучшую роль. Интересно, что слова актер и актриса как раз строго разведены по полу, потому что для этой профессии пол (или гендер) является важным и определяющим. Таким образом Берлинский фестиваль понижает видимость женщин, а заодно и мужчин, и это новая тенденция, состоящая в замалчивании пола и гендера там, где это раньше было важно. Надо ли нам срочно придумывать нейтральное слово для этой профессии, например, актерище , или подождать, чем дело кончится, в надежде, что язык сам разберется?»