Абдурахман Авторханов - От Андропова к Горбачёву

В партии существует закон, согласно которому Политбюро и пленум ЦК КПСС обсуждают и одобряют проекты постановлений по политическим, экономическим и социальным вопросам предстоящего съезда партии. Месяца за два до открытия съезда по постановлению тех же органов эти проекты публикуются в печати для «широкого обсуждения». «Обсуждения», впрочем, сводятся к «единодушному» одобрению, критические выступления не публикуются. Так вот, читатели газеты «Правда», знающие партийный порядок, были удивлены, когда прочли беспримерный в истории партии, даже при единоличной диктатуре Сталина, «монарший указ»: «Одобрить проект ЦККПСС…» (см. выше). Этот «антиуставный акт» можно было истолковать как «партийный переворот». Вероятно, его соперники так его и истолковали. Во всяком случае, с тех пор и начались интриги андроповских чекистов против Брежнева и его «днепропетровской мафии», которые приняли особенно интенсивный характер и масштаб в последний год генсекства Брежнева.

Весьма возможно, что этот антиуставный акт тоже был спровоцирован чекистами, которые держали в ближайшем окружении Брежнева своих людей вроде постоянного помощника генсека Александрова-Агентова; он ведь прямо перешел от покойного Брежнева к новому генсеку Андропову, от Андропова к Черненко. Потом от Черненко к Горбачеву. Этот же Александров или его сотрудник вручил Брежневу на его выступлении в Баку фальшивый текст, поставив его в смешное положение перед миллионами советских телезрителей; когда ему вручили наконец правильный текст, Брежневу пришлось оправдаться: «Товарищи, я тут не виноват», — сказал он, но не выгнал Александрова, при всех условиях виновного за этот промах. Интриганы, которые подсунули Брежневу куда более опасный и, конечно, взрывчатый текст, ставящий генсека выше ЦК, все-таки добились своей ближайшей цели: дезавуировать Брежнева как неудавшегося диктатора. Брежневу пришлось сначала на пленуме ЦК в феврале 1981 г., а потом на самом съезде партии признать, что он не единоличный вождь, а исполнитель воли коллективной диктатуры, называемой «коллективным руководством». Надо заметить, что это обычное для партии после Сталина упоминание о «коллективном руководстве» на высшем уровне при Брежневе уже более десяти лет, как совершенно исчезло со страниц партийной печати. Конечно, фигурировало Политбюро, но всегда подчеркивалось, что «во главе с Брежневым». Для обывательского политического мышления формула недвусмысленная: во главе старой России стоял царь — значит решал царь, во главе советской России стояли новые цари Ленин и Сталин — значит, решали они, во главе Политбюро стоит Брежнев, как новый царь, — значит, решает он один. Ведь не случайно, что в Пекине всех генсеков называли «новыми царями». Брежнев никогда не отводил такое ложное впечатление о его царском единовластии. Наоборот, односторонние подборки в «Правде» западных откликов на разные его выступления, в которых Брежнев рисовался хозяином страны, должны были служить укреплению верноподданнических чувств в советских людях к своему «монарху». Теперь, готовясь к съезду и на съезде, Брежнев должен был разочаровать своих «верноподданных».

За день до открытия XXVI съезда, 21 февраля 1981 г., состоялся предсъездовский пленум ЦК, на котором обсуждался отчетный доклад Брежнева съезду. На этом пленуме впервые за все время генсекства Брежнева как раз и возник вопрос, кто же руководит партией и государством — одно лицо или коллегия лиц. Какое по этому поводу было принято постановление, можно видеть из передовой статьи «Правды». Вот что говорится в этой статье: «Партия постоянно развивает внутрипартийную демократию… КПСС стремится к тому, чтобы принцип коллективного руководства неукоснительно соблюдался во всех звеньях — от первичных организаций до Центрального Комитета». (22.02.1981).

В отчетном докладе ЦК съезду Брежнев должен был сообщить съезду, что вопросы не только большой политики, но даже и текущие дела решал не он один, а коллегия лиц в лице пленума, Политбюро и Секретариата ЦК. На этот счет он приводил и конкретные данные. За отчетный период, сообщил он, состоялось 11 пленумов ЦК, 236 заседаний Политбюро и 250 заседаний Секретариата ЦК. Брежнев должен был указать, что «при подготовке к заседаниям, как и в ходе обсуждения, высказывались различные мнения, вносились многочисленные замечания и предложения… В этом единстве — сила коллективного руководства». Он признался, что, вопреки его антиуставному поступку, не генсек стоит выше Политбюро, а Политбюро стоит выше генсека. Вот его слова: «Политбюро — это поистине боевой штаб нашей многомиллионной партии. Именно здесь аккумулируется коллективный разум партии и формируется партийная политика». («Правда», 24.02.1981).

Это была публичная самодисквалификация неудавшегося Цезаря под давлением силы, которой обязан режим своим существованием — КГБ во главе с Андроповым. Вот с этих пор обозначилась и претензия КГБ поставить во главе партии своего шефа. С этих пор начались и скрытые атаки чекистов против основной болезни брежневского режима — против повальной эпидемии коррупции во всех его звеньях — снизу доверху. Однако на самом съезде на эту тему было наложено табу. Партолигархия не любит стирать свое грязное белье при людях, разоблачения Хрущевым кровавых преступлений Сталина и сталинских чекистов были исключением. В узких кругах съезда решили сохранить коррупционный режим в неприкосновенности уже тем, что вынесли беспрецедентное в истории партии решение о политическом руководстве — не производить никаких выборов руководящих органов партии — оставить Политбюро, Секретариат, генсека в старом составе. Так же поступили и с пленумом ЦК, добавив сорок новых членов и двадцать кандидатов. Борьба чекистов против Брежнева вновь переносится за кулисы, чтобы исключить из игры партию и не тревожить безмолвный народ.

Психологические атаки, которые развернуло чекистское подполье после съезда против Брежнева, явно ухудшили здоровье генсека, что чекисты не без успеха и часто демонстрировали по советскому телеэкрану. Решающую победу андроповцы одержали, когда Политбюро покинули два его ведущих члена: «внезапно» умер идеологический лидер партии Суслов и пал жертвой еще не выясненных интриг КГБ «кронпринц» Кириленко, довоенный закадычный друг Брежнева. «Внезапно» умер и другой личный друг Брежнева, его военное око в Москве, — маршал Кошевой, на похоронах которого Брежнева показывали по телеэкрану плачущим. Еще два удара пришлось Брежневу принять на себя — КГБ представил дискредитирующие материалы на его других друзей — на члена ЦК и первого секретаря Краснодарского крайкома Медунова, того самого, который назвал на последнем съезде доклад Брежнева «гениальным документом», и на другого его личного друга — министра внутренних дел СССР Щелокова. Ко всему этому прибавились и чисто семейные неприятности. Вскоре тот же КГБ обвинил дочь Брежнева в участии, вместе с ее другом, в каких-то валютных спекуляциях. Андропов умудрился обвинить даже своего первого заместителя по КГБ и шурина самого Брежнева, Цвигуна, в участии в темных делах дочери Брежнева. Его как будто вызвал на допрос к себе сам Суслов. Чекисты пустили слух, впрочем, вполне правдоподобный, — Суслов предложил Цвигуну покончить жизнь самоубийством. Через день стало известно, что Цвигун «внезапно» умер (в том же январе 1982 г. «внезапно» умер также и Суслов). Чекисты настолько распоясались, что осмелились пустить в ленинградском журнале «Нева» пародию на лауреата Ленинской премии по литературе «писателя» Брежнева, не называя его по имени, но по всем другим признакам этот «писатель» был не кто иной, как сам Брежнев. Трудно в этих чекистских джунглях разобраться, где тут правда и где легенда, но важны их последствия. Для самоуверенного Брежнева, который давно привык считать свою власть непоколебимой, свою персону неприкосновенной, дифирамбы чекистов и военных по своему адресу искренними, эти удары явились, видно, совершенно неожиданными.