Абдурахман Авторханов - От Андропова к Горбачёву

Однако советского гражданина меньше всего интересуют догматические постулаты программы, его занимают вещи весьма прозаические: ну, хорошо, с объявленным в третьей программе коммунизмом ничего не вышло, и без него, конечно, можно обойтись, но как будет обстоять дело в новой программе с обещанным в ее старом тексте «изобилием материальных благ для всего населения»? Можно ли их ожидать хотя бы при «развитом социализме»? — спрашивает советский гражданин.

Ответ Андропова на этот вопрос был совсем не утешительный, хотя по-прежнему вполне «диалектический». Андропов ссылается на тот же будущий «коммунизм», который воистину приобрел свойство горизонта — чем больше к нему движешься, тем скорее он удаляется. Вот его ответ: «У нас все имеют равные права… Полное же равенство в смысле одинакового пользования материальными благами будет возможно лишь при коммунизме. Но до этого еще предстоит пройти долгий путь».

Международным задачам советского коммунизма в новой программе должно быть уделено особое внимание — с новыми целями и с новыми акцентами. Необходимость этого Андропов объяснял так: «Опыт мирового развития за последнюю четверть века диктует необходимость доработки многих положений Программы, касающихся международных проблем. Существенно изменилось соотношение сил на мировой арене. Произошло небывалое обострение борьбы двух мировых общественных систем… Все яснее становится: империализм неспособен справиться с социальными последствиями небывалой по глубине и масштабам научно — технической революции… Империализм запутался во внутренних и межгосударственных антагонизмах, потрясениях, конфликтах».

Есть ли у западного мира будущность? Андропов думал, что будущность только у коммунизма, а западный мир обречен на гибель: «Коммунисты убеждены, что будущее за социализмом. Таков ход истории». Андропов был полон решимости продолжать «экспорт революции», отрицая это на словах. Поэтому он полагался не на стихию самих революций, а на их организацию. Отсюда его требование: «Идет борьба за умы и сердца миллиардов людей на планете. И будущее человечества зависит в немалой степени от исхода этой идеологической борьбы… исключительно важно уметь донести в доходчивой и убедительной форме правду о социалистическом обществе, о его преимуществах, о его мирной политике до широких народных масс во всем мире».

В новой программе Андропов предлагал уделить центральное внимание «слабым звеньям» капитализма — странам Азии, Африки и Латинской Америки. Начатая в период «разрядки» под его руководством политика экспансии в эти страны будет продолжаться. Андропов был готов восстановить и дружбу с Китаем. Не называя Китай по имени, Андропов говорил: «Мы за дружбу со всеми странами социализма. Что касается наших ближайших друзей и союзников — стран социалистического содружества, то у нас общее мнение: жизнь требует не просто расширения сотрудничества, но и повышения его качества, эффективности. Это означает, во-первых, дальнейшее совершенствование политического взаимодействия… Мы стремимся, во-вторых, к качественно новому уровню экономической интеграции».

«Дальнейшее совершенствование политического взаимодействия» и «новый уровень экономической интеграции» в перспективе означают только одно: унификацию и абсолютизацию политической и экономической власти стран Варшавского договора в одном верховном центре — в Москве.

Перманентный нажим Москвы в этом направлении как в СЭВ, так и в Консультативном Совете Варшавского договора насторожил страны «социалистического содружества». Отсюда заметный рост тенденции центробежных сил в этих странах; некоторые из них открыто отстаивают примат своих национальных интересов над интересами советскими (свои собственные интересы Кремль вечно называет «интернациональными»), Как эти тенденции, так и события в Польше заставляют Москву потуже затянуть железный корсет «интеграции». Тревогой и озабоченностью прозвучала речь Андропова как раз по данной проблеме: «Когда ослабевает руководящая роль Компартии, возникает опасность соскальзывания к буржуазно-реформистскому пути развития… и в возникшем вакууме появляются самозваные претенденты на амплуа выразителей интересов трудящихся (это о Польше и Валенсе с его "Солидарностью" в десять миллионов членов. — А А]. Нет отпора националистическим настроениям — и возникают межгосударственные конфликты, для которых, казалось бы, и базы-то нет в социалистическом мире».

Итак, продолжение политики глобальной экспансии в странах третьего мира, форсирование курса политической и экономической унификации в странах «социалистического содружества», развернутое идеологическое наступление на страны западного мира — таковы были стратегические замыслы Андропова во внешней политике, которые он хотел видеть зафиксированными в будущей программе.

Андропов был не теоретик, а стратег. В этой роли он уже начинал вырисовываться как душеприказчик Сталина во внутренней политике и как последовательный продолжатель дела Ленина во внешней. Если где-нибудь на земном шаре, в джунглях или песках, городских трущобах или в правительственных кварталах, вспыхивает пожар — революционный, национальный, религиозный, то КГБ Андропова его канализирует и эксплуатирует для осуществления общего стратегического плана Ленина, известного под названием «прорыва цепи мирового империализма по его слабым звеньям». Если перевести мысль Ленина на современный политический язык, то это значит следующее: путь к покорению Запада лежит через покорение стран третьего мира, которые являются для него сырьевыми, энергетическими и стратегическими базами. Отрезанные от своих обычных источников сырья и рынка сбыта, варясь в собственном соку, западные индустриальные страны не только придут в промышленный упадок, связанный с неслыханной безработицей и нищетой, но и станут ареной больших социальных столкновений и конфликтов. Вот в этот момент, по расчетам КГБ и КПСС, на сцену выйдет «его величество» рабочий класс со своим коммунистическим авангардом и, опираясь на СССР, возьмет власть в свои руки.

Андропов не хотел мировой войны, он хотел лишь ленинской «мировой революции». Намеренно балансируя в своей политике глобальной революционной экспансии на грани даже атомной войны, Андропов рисковал потерять чувство меры и незаметно для самого же себя перейти ту роковую черту, за которой наступает катастрофа. Он все еще остался для нас неким загадочным сфинксом в политике. Мы хорошо знали его учителей — Ленина и Сталина. Одной веры с Андроповым, те были реалистами в мировой политике и шли на риск в большой международной игре, когда у них все карты были козырные.