Абдурахман Авторханов - От Андропова к Горбачёву

Генсеку и членам Политбюро доклады пишут их референты. Поставленные в строгие догматические рамки, референты как чумы боятся наговорить какую-нибудь идеологическую «ересь», поэтому выдают «на-гора» такую серую «словесную руду», от которой, вероятно, тошнит их самих: ни живого слова, ни блеска ораторского искусства, ни — Боже упаси — остроумного анекдота не ищите в речах партийных руководителей.

Наблюдатели давно заметили, что в этом отношении как раз в речах Андропова нет-нет да и проскользнет иная оригинальная мысль или даже живое слово. Отсюда, вероятно, и пошла легенда, что верховный шеф КГБ — интеллектуал. Разберемся, насколько этот «интеллектуал» присутствует в «программной речи» Андропова на идеологическом пленуме ЦК. Она была посвящена разработке новой редакции, как он выразился, «действующей Программы».

Андропов начал речь с констатации следующего очевидного положения: «В нашем распоряжении богатейший арсенал средств просвещения и воспитания… Главные наши противники… — формализм, шаблон, робость, а порой и леность мысли».

Этот совершенно правильный диагноз — «формализм, шаблон, робость и леность мысли» — страдает отсутствием указания на их источник: на партийно-полицейскую систему власти. Андропов точно знает, что эти явления в советской идеологической жизни не случайные, а имманентные черты советского режима и поэтому неистребимы, пока существует данный режим. Генсек, который всерьез объявил бы им войну, перестал бы возглавлять партию. Поэтому Андропов спешит оговориться: «Но даже самая яркая и интересная пропаганда, самое умелое и умное преподавание, самое талантливое искусство не достигнуть цели, если они не наполнены глубокими идеями…»

А «глубокие идеи» — это та же самая идеологическая тарабарщина партии с ее незыблемыми догмами в общественных науках и «соцреализмом» в искусстве. Андропов заявил, что, приступая к составлению новой редакции «действующей Программы», надо руководствоваться указанием Ленина на VIII съезде партии (1919 г.) по поводу составления второй программы партии. Вот слова Андропова: «В связи с разработкой второй Программы партии В. И. Ленин говорил: "Нисколько не преувеличивая, совершенно объективно, не отходя от фактов, мы должны сказать в программе о том, что есть, и о том, что мы сделать собираемся”». (Ленин, ПСС, т. 36, стр. 55; «Правда», 16.06.1983).

Андропов взял из Ленина абсолютно неудачную цитату. Ленин как раз и записал в свою программу вещи, которые он не только не собирался делать, но и никогда не мог делать, не изменяя себе. Заглянем в эту вторую программу партии и процитируем то, что собирался делать Ленин: «…лишение политических прав и какие бы то ни было ограничения свободы необходимы исключительно в качестве временных мер борьбы с попытками эксплуататоров отстоять или восстановить свои привилегии. По мере того, как будет исчезать объективная возможность эксплуатации человека человеком, будет исчезать и необходимость в этих временных мерах, и партия будет стремиться к их сужению и к полной их отмене». (Восьмой съезд РКП (б). Протоколы. 1959 г., М., стр. 403, 395).

Хотя комментарии излишни, все же заметим: прошло более 60 лет, и все условия, о которых там говорится, выполнены, а свободы и права не только не восстановлены, а еще более ограничены.

Чем же вообще вызвана необходимость переработать «действующую Программу», принятую на XXII съезде КПСС в 1961 году? Вот ответ Андропова: «Многое из того, что записано в Программе, уже выполнено. Вместе с тем некоторые ее положения — это надо прямо сказать — не в полной мере выдержали проверку временем, так как в них были элементы отрыва от реальности, забегания вперед, неоправданной детализации».

Этот типично эзоповский стиль партийного жаргона призван наводить «тень на плетень». Ведь в данном случае надо было объяснить, что же это за «многое», которое уже выполнено? что это за «элементы», которые оторвались от «реальности»? в чем была «детализация», которая оказалась «неоправданной»?

Если мы сами заглянем в «действующую Программу», становится понятным, почему Андропов не мог быть конкретным в отношении «некоторых ее положений, не в полной мере выдержавших проверку временем». Достаточно привести сердце-вину этой третьей программы 1961 года, чтобы показать, что она была такая же утопическая, как и «вторая программа» Ленина в 1919 году: «В итоге второго десятилетия (1971–1980)…в СССР будет в основном построено коммунистическое общество». (XXIII съезд КПСС. Стенографический отчет, т. III, стр. 271, М„1962 г.).

Комментарии здесь тоже излишни. Достаточно привести косвенные комментарии самого Андропова. Оказывается, по законам социализма, которые не были известны ни Марксу, ни Ленину, ни даже изобретательному в таких случаях Сталину, между первой низшей фазой коммунизма (социализмом) и высшей его фазой (самим коммунизмом) существует еще одна фаза, или, по выражению Андропова, новый особый этап — этап «развитого социализма». О нем докладывал на последнем съезде партии Брежнев. О нем говорил и Андропов: «…Нужно превыше всего ясно представить себе характер того этапа общественного развития, на котором мы сейчас находимся. Партия определила его как этап развитого социализма».

Вот задачей новой редакции программы Андропов ставит не строительство уже провалившегося коммунизма, а «совершенствование» этого «развитого социализма»: «Программа партии в современных условиях должна быть прежде всего программой планомерного и всестороннего совершенствования развитого социализма…»

Сколько же времени надо для его завершения? Андропов не ответил на этот вопрос, а ответ Черненко был вполне «диалектическим»: «Советское общество вступило в исторически длительный этап развитого социализма; его всестороннее совершенствование — наша стратегическая задача. Уже в этих положениях наглядно выражена диалектика современной стадии нашего развития. Это — этап зрелого социализма. Но это лишь начало этапа». («Правда», 15.06.1983).

Поскольку Андропов говорил о преемственности ведущих основ марксистско-ленинского мировоззрения в новой редакции программы, то он остановился и на ряде теоретических догматов марксизма. Начал Андропов свой теоретический вклад в марксизм со знаменитого положения Маркса о роли и месте производительных сил и производственных отношений в развитии социально-экономических формаций. По отношению к советскому обществу Андропов трактует его так: «Хорошо известно, что облик каждого общества определяется в конечном счете уровнем развития его производительных сил, характером и состоянием производственных отношений. Мы в своем общественном развитии подошли сейчас к такому историческому рубежу, когда не только назрели, но и стали неизбежными глубокие качественные изменения в производительных силах и соответствующее этому совершенствование производственных отношений. Это не просто наше желание… это объективная необходимость… В тесной взаимосвязи с этим должны происходить и изменения в сознании людей, во всех тех формах общественной жизни, которые принято называть надстройкой».