И Попов - Пути в незнаемое

Одно было неразрывно связано с другим. Неразрывно. Против физики не попрешь. Действие равно противодействию!

Техническое творчество возможно только в согласии с законами природы. При любом конфликте между ними произведение техники оказывается недееспособным. Однако техника, несомненно, означает преодоление ограничений, накладываемых законами природы. Так, человек может летать не потому, что приостанавливает гравитацию или пренебрегает ею, но потому, что ее преодолевает, проникает ее мысленным процессом и, фигурально выражаясь, пробирается на другую сторону материи. С одной стороны, он раб, с другой — господин. Таков феномен изобретательства.

Действие равно противодействию. Но вот действовать надо с умом.

Энергию при ударе передает не вся масса, а только часть ее, «критическая масса», — установил Е. В. Александров. Так остальная нам и не нужна! Вес ударника можно уменьшить в два-три раза! Не уменьшив мощности молотка!

«…Ты понял, что он нам показывал?.. Как же ты можешь спать! Значит, ничего не понял, раз спишь!..»

Любопытная проявилась особенность. Люди высокого государственного ранга, высокой ответственности — А. Ф. Засядько, министр угольной промышленности СССР Б. Ф. Братченко, министр угольной промышленности УССР Н. К. Гринько, председатель Комитета по делам изобретений и открытий Ю. Е. Максарев и кое-кто еще, не ниже, оказали идеям Александрова, порядочно «крамольным», прием с позиций, свободных от предрассудков, в то время как немало инженеров, ученых, научных администраторов отнеслись к ним кисло, косно, а то и злобно. Не все из этих последних были недоброжелательны к самому автору открытия, отнюдь. Просто формулы классической механики и инженерный опыт, на них базирующийся, для этих людей составляли непременную каждодневную реальность, фундамент их компетентности, шаткость которого, конечно, для всякого человека болезненна чрезвычайно. Ну, а усекновение массы, то есть самой сердцевины формулы удара, со стороны никому еще не известного научного работника тбилисского института могло быть объяснено разве лишь тем, что человеку этому особенно нечего терять. И все же, как ни слаб был голос тбилисского горного инженера, как ни пренебрежительно мал его научный статут, заявление оказалось достаточно динамитным, чтоб кое-где состоялись взрывы.

Как-то в лабораторию к Александрову, уже москвичу (собственно, он москвич и по рождению), вошел важный и строгий человек с двумя сопровождающими.

«Я Медведев, профессор Медведев, это мои ассистенты. Мне нужен Александров».

«Ну, если очень нужен, говорите, Александров перед вами».

«Это вы?»

«Что, не похож?»

«Слушайте, я получил работу на отзыв, где от вашего имени написано… Но, может, это не вы? Написана чушь! Каждому дураку известно, что маленький гвоздь забивают маленьким молотком, а большой большим. Я всю жизнь занимаюсь бурением в Кривом Роге. Желтые Воды. Это я. Я!.. Именно. Медведев, профессор, вы, верно, слыхали, Иннокентий Федорович. Я доктор по этим вопросам. И вы говорите, что можно бурить, если…»

«Иннокентий Федорович, я вам сейчас покажу, как это делается».

«Я с вами и разговаривать не намерен!»

«Тогда… тогда у вас есть еще один выход».

«Какой?»

«Дверь. Да не заставляйте, а то я сейчас встану, тогда вы вылетите отсюда… Это что за постановка? Вы явились сюда, чтоб высказать свое „фе“? Можете убираться! Я вам предлагаю — расскажу, покажу, вы можете оспаривать, готов выслушать. Вы не хотите — можете уходить».

«Нет, это возмутительно, я… я этого так не оставлю!»

И в гневе ушел. В лаборатории пошумели, посмеялись и забыли об экспансивном профессоре, как вдруг приходит бандероль. Книжка «Вопросы бурения…», на титуле надпись: «Глубокоуважаемому Евгению Всеволодовичу Александрову от Иннокентия Федоровича Медведева».

«Медведев… Медведев… кто это?»

«Да тот, помните, кричал».

«Неспроста, наверно, прислал».

Листают и быстро находят место. Автор самокритично пишет, что поначалу счел заявление Александрова дерзким, но все же решил его проверить, немедленно предпринял натурный эксперимент и вот при бурении на несколько десятков метров потерял четыре процента, что блестяще доказывает новую теорию…

Через редакцию нашли адрес, телефон.

«Мне стыдно с вами разговаривать».

«Иннокентий Федорович, приезжайте ко мне».

«Честное слово, можно?»

«Конечно, все здесь вам покажу».

«Откровенно, я ничего не понимаю. Просто ничего не понимаю…»

Вчерашняя вражда перешла в поклонение. Сильных страстей оказался человек [3] С горячностью, показанной выше. Иннокентий Федорович оспорил этот эпизод в моей повести. «Не было и не могло быть. Совсем другого характера отношения связывали нас. Я сразу оценил и поддержал его работы». К счастью, запись рассказа Е. В. Александрова уцелела и позволила автору удостоверить, что хотя бы передан рассказ без искажений. А было ли?.. Восстановить доподлинно и бесспорно очень трудно. Одну и ту же картину разные люди видят на удивление разно, одним и тем же словам, жестам, мимике каждый придает свою окраску. За давностью же лет невольны искажения, смещения в памяти нашей времен и даже лиц и очередности событий. Александрова не переспросить: его не стало. Пусть сохранится поведанное им с оговоркой, что описанная сцена отрицается некоторыми ее участниками. .

Чего не понимал профессор Медведев, того и нам здесь не разъяснить. Удовлетворимся, что просто знаем: получается все по Александрову.

Вес отбойного молотка оказывается возможным снизить почти вдвое, сделать корпус его из легкого алюминиевого сплава. Легче ударник, — меньше и вибрация. Практически рабочий перестает ее ощущать. Кстати, ударник не надо теперь делать стальным, резиновый будет не хуже или плексигласовый… Ударнику, оказывается, не нужна особая прочность.

Да, да… Возможно…

Однако профессор Медведев не первый и не один был, кто предпочел сразу не разговаривать с Александровым. Бóльшая уравновешенность, то есть меньшая искренность, — вот и все, чем отличался по-существу прием, оказанный новичку в высоких научных инстанциях. Например, в Малом Харитоньевском, в «доме Артоболевского». «Не стоит терять времени, тут все уж давным-давно известно», — мягко порекомендовал Иван Иванович посетителю. Но, посмотрев в его умное лицо и оценив хорошие манеры, подозвал кое-кого из сотрудников, чтоб объяснили человеку, тут и без академика, мол, обойдутся. Нет, не обошлись. Провинциал полез в такие дебри!.. Через год, уже вместе с директором Института машиноведения АН СССР академиком Н. Н. Благонравовым, И. И. Артоболевский, изобразив на лице «извини уж, брат», довольно быстро признал работу Александрова. Благонравов же не постеснялся сказать: