Вальтер Шайдель - Великий уравнитель [litres]

Tout cela est-il utopique? [575]Даже если многие из этих предлагаемых мер и не полностью утопичны, они страдают от недостатка исторической перспективы. Маргинальные реформы вряд ли окажут значительное влияние на нынешние тенденции распределения рыночного дохода и богатства. Рассуждения Эткинсона обладают той уникальной ценностью, что он принимает во внимание как стоимость этого амбициозного пакета мер, так и его возможный эффект на распределение располагаемого дохода, который при любой реалистичной конфигурации относительно скромен. В более общем смысле похоже, что подобные предложения вызывают на удивление не так уж много интереса по поводу того, как воплощать их в жизнь, или даже по поводу того, действительно ли они настолько эффективны. При этом история дает нам два важных урока по поводу выравнивания. Один заключается в том, что радикальные политические интервенции происходят во времена кризисов. Потрясения мировых войн и Великой депрессии, не говоря уже о коммунистических революциях, порождали политические меры по уменьшению неравенства, многим обязанные специфическому контексту и, предположительно, неосуществимые при других обстоятельствах – по крайней мере, не в таком масштабе. Второй урок еще более откровенный: политические меры действуют лишь постольку-поскольку. Раз за разом неравномерное распределение материальных благ в обществе сокращалось из-за насильственных факторов, либо находившихся вне человеческого контроля, либо далеко выходивших за рамки любых целесообразных политических действий. В настоящее время в мире не существует эффективных механизмов выравнивания: Четыре всадника спешились и оставили своих скакунов. И никто из находящихся в своем уме не желает их возвращения.

Война, сопровождающаяся массовой мобилизацией, исчерпала свои возможности. Формат военных конфликтов всегда в решающей степени определялся технологией. Иногда война требовала инвестиций в дорогое снаряжение, вроде боевых колесниц древности или рыцарских доспехов Средневековья; в другие времена возникал спрос на дешевую пехоту. На Западе национальные массовые армии пришли на смену наемникам в период развития фискально-военных государств в начале современного периода. Мобилизация народных масс освоила новые высоты во время Великой французской революции и достигла пика в ходе двух мировых войн с их миллионными армиями. После этого тенденция направилась в другом направлении – от количества к качеству. Теоретически ядерное оружие еще в конце 1940-х сделало традиционную широкомасштабную войну устаревшей, хотя на практике подобные войны сохранились в качестве инструмента конфликтов между странами или с участием стран, не имеющих ядерного оружия. Военная служба по призыву также во многом сократилась, сменившись службой добровольцев-профессионалов, имеющих в своем распоряжении более сложное снаряжение.

В тех относительно немногих развитых странах, которые до сих пор вовлечены в военные действия, военная служба стала чем-то не совсем связанным с «основной общественной жизнью», и «выравнивающий эффект» мобилизации угас. В Соединенных Штатах решение о повышении налогов было принято в последний раз без серьезных обсуждений в 1950 году. Даже в эпоху массового призыва Акт о доходах 1964 года предусматривал крупнейшие налоговые льготы в американской истории до 1981 года – и это во время расширения военного участия во Вьетнаме. Увеличение военных расходов в 1980-х и во время вторжения в Афганистан и Ирак в 2000-х сопровождалось принятием налоговых льгот, а заодно и повышением неравенства дохода и богатства – в противоположность тому, что происходило во время мировых войн. То же верно и в отношении Великобритании до и после Фолклендской войны 1982 года.

Хотя недавние конфликты были относительно умеренными по своему масштабу или – в случае холодной войны – не перерастали в открытое противостояние, возможные войны в будущем, если они разразятся, вряд ли изменят эту траекторию в предстоящие десятилетия. Трудно представить, каким образом возможный крупнейший конфликт между Соединенными Штатами и Китаем мог бы задействовать очень многочисленные армии. Даже более семидесяти лет назад на Тихоокеанском театре военных действий стороны предпочитали использовать дорогие корабли и самолеты, нежели многочисленные силы пехоты, а любое возможное сражение в этом регионе будет подразумевать использование воздушных и морских сил, ракет, спутников и разного рода кибернетических средств – ничто из этого не вписывается в концепцию массовой мобилизации. То же самое можно сказать и о крайности в виде ядерной войны. Россия в настоящее время переходит к контрактной армии, а подавляющее большинство стран Европейского союза уже полностью отказались от призыва. Индия и Пакистан, две потенциальные стороны крупномасштабного конфликта, тоже полагаются на добровольцев. Даже Израиль, которому приходится существовать в окружении более крупных и всё более нестабильных соседей, рассматривает постепенный переход такого рода.

В конце концов, просто неясно, чего могут добиваться крупные пехотные армии на полях сражений XXI века. В настоящее время прогнозы по поводу будущих сражений подразумевают использование «робототехники, умного вооружения, повсеместных средств наблюдения и широкого сетевого охвата, вместе с потенциально масштабным влиянием кибервойны». Сражающихся людей будет меньше, но они будут более квалифицированными, физически и интеллектуально «улучшенными» благодаря экзоскелетам, имплантам и, возможно, также генной инженерии. Они будут делить поле боя с роботами разных форм и размеров, от уровня насекомых до уровня транспортных средств, и обладать энергетическим орудием на основе лазеров, микроволн и силовых полей. Такие сценарии все более удаляются от ранних форм военных действий индустриальной эпохи, и в дальнейшем они будут только способствовать отдалению военной сферы от гражданской. Любые возможные выравнивающие эффекты таких конфликтов будут сосредоточены на финансовых рынках и принимать форму потрясений вроде недавнего глобального финансового кризиса, который лишь временно сокращает богатство элиты, пока оно не возвращается к прежнему уровню несколько лет спустя [576].

В большой степени то же верно и в отношении войны с ограниченным тактическим использованием ядерных устройств. Фундаментальным образом изменить существующее распределение ресурсов может только крупномасштабная термоядерная война. Если эскалация дойдет до точки, в которой государственные институты все еще функционируют, а достаточное количество критических элементов инфраструктуры остается нетронутым, правительства и военные руководители заморозят зарплаты, цены и ренты; заблокируют несущественный вывод с банковских счетов; учредят всеобщую систему распределения продуктов питания; реквизируют необходимую продукцию; введут какую-то форму центрального планирования, включая централизованное распределение редких ресурсов с приоритетом для военных действий, правительственных операций и производства продукции, необходимой для выживания; начнут контролировать размещение в резиденциях, возможно, даже прибегнут к принудительному труду. В американских сценариях такой войны ключевое значение издавна придавалось политическим мерам по распределению военных потерь по всей экономике. Любой стратегический обмен ядерными бомбардировками между крупными державами должен привести к широкомасштабному уничтожению физического капитала и крушению финансовых рынков. Наиболее вероятным исходом видится не только радикальное падение ВВП, но и более равномерное перераспределение доступных ресурсов и сдвиг от капитала к труду.