Вальтер Шайдель - Великий уравнитель [litres]

К концу XV века чума затихла, и европейское население начало восстанавливаться. Экономическое развитие достигло новых высот, как и неравенство. Формирование в Европе фискально-военных государств, создание заморских колониальных империй и беспрецедентное расширение глобальной торговли подхлестнуло институциональные изменения и привело к возникновению новых сетей обмена. Хотя коммерческий обмен и обмен данью существовали всегда и шли бок о бок, первый постепенно стал доминировать, по мере того как коммерциализация меняла характер государств и увеличивала их зависимость от коммерческих доходов. Рост более интегрированной мировой системы поддерживался добычей драгоценностей в Новом Свете, а межконтинентальная торговля мобилизовала богатство и расширила пропасть между богатыми и бедными в глобальном масштабе. По мере того как Европа становилась центром мировой сети обмена, развитие предоставляло больше власти торговым элитам и вовлекало деревенское большинство в рыночные отношения, которые оказывали давление на его привязанность к земле. Взимающие дань элиты превращались в землевладельцев-коммерсантов и землевладельцев-предпринимателей, а купцы устанавливали тесные связи с правительствами. Крестьян постепенно вытесняли с земли посредством огораживания, налогов и меркантилизации землевладения. Традиционные методы обогащения, основанные на активном использовании политической власти, оставались и применялись совместно с этими модернизированными и основанными на рыночных отношениях методами: более сильные государства предлагали более привлекательные пути к богатству. Все это создавало направленное вверх давление на неравенство [119] Количество работ, посвященных этим процессам, велико. Общий обзор с высоты птичьего полета, подходящий для этого контекста, см. в Christian 2004: 364–405. Авторы обзора Neal and Williamson 2014 рассматривают многогранные аспекты становления капитализма, а Goetzmann 2016 подчеркивает роль финансов в глобальной эволюции цивилизации. Само собой разумеется, что «отбирание» и сегодня остается успешной стратегией обогащения во многих частях света: см. упоминание в Piketty 2014: 446 «воровства» как механизма накопления на примере деспотичных правителей Экваториальной Гвинеи. .

Европа позднего Средневековья и особенно Европа ранней современности занимает особое место в исторических исследованиях материального неравенства. Впервые за все время количественных свидетельств диспропорции богатства (хотя это еще не относится к доходам) становится достаточно, чтобы проследить изменения со временем и сравнить между собой развитие различных регионов. Эти данные в основном поступают из местных реестров недвижимости и дополняются информацией о земельных рентах и доходах работников. В дальнейшем я пользуюсь информацией о диспропорции богатства совместно со сведениями о диспропорции доходов. Для указанного периода не всегда представляется возможным разделить эти два показателя: изучающим досовременное неравенство приходится, как правило, быть менее разборчивыми в своем выборе, чем современным экономистам. Но это не представляет собой большой проблемы: в досовременных обществах тенденции неравенства богатства и неравенства доходов вряд ли шли в разных направлениях [120] О последнем пункте см. наиболее недавнее исследование Alfani 2016: 7 со ссылками. В дальнейшем используется формат повествования, выделяющий особенно примечательные цифры и тенденции, наиболее подходящий к ограничениям и особенностям разнообразных локальных наборов данных и избегающий ложного впечатления точности, к которому могли бы подтолкнуть консолидированные табличные данные. .

Хотя эти наборы данных и мало что добавляют к национальным статистикам неравенства, они помогают лучше понять структуру и эволюцию концентрации богатства с более солидной подоплекой по сравнению с предыдущими периодами. Благодаря своей внутренней последовательности и постоянству во времени некоторые из этих наборов данных позднего Средневековья и ранней современности служат более надежным источником составления общих контуров изменений, чем современные попытки реконструкции общих тенденций на основании разрозненных источников, даже в отношении XIX века. Вместе эти свидетельства о нескольких обществах Западной и Южной Европы показывают, что ресурсы более неравномерно распределялись в больших городах, чем в мелких или в сельской местности; что неравенство обычно усиливалось после окончания Черной смерти и что этот подъем происходил при широком разнообразии экономических условий.

Большая диверсификация труда, дифференциация по квалификации и доходам, пространственная концентрация элитных домохозяйств и торгового капитала, а также приток бедных мигрантов всегда служили факторами, усиливавшими городское неравенство. Согласно флорентийской переписи ( catasto ) 1427 года, неравенство богатства прямо соответствует степени урбанизации. Столичный город Флоренция мог похвастаться коэффициентом Джини 0,79 – возможно, даже ближе к 0,85, если учесть незарегистрированных бедняков. В менее крупных городах коэффициенты Джини были меньше (0,71–0,75), и еще меньше – в сельскохозяйственных равнинах (0,63), а ниже всего – в беднейших районах, в холмистой и гористой местностях (0,52–0,53). Соответственно варьировали доли наивысшего дохода, от 67 % для верхних 5 % во Флоренции до 36 % соответствующей прослойки в горах. Примерно такая же картина получается на основании исследования налоговых записей других регионов Италии. В XV–XVIII веках концентрация богатства в тосканских городах Ареццо, Прато и Сан-Джиминьяно была последовательно выше, чем в окружающей их сельской местности. То же наблюдается, хотя и в меньшей степени, в Пьемонте [121] Флорентийская castato : van Zanden 1995: 645, табл. 1. (Распределение капитала среди 522 торговых семей Флоренции в 1427 г. дает коэффициент Джини 0,782: Preiser-Kapeller 2016: 5, на основании http://home.uchicago.edu/~jpadgett/data.html.) Тоскана: Alfani and Ammannati 2014: 19, рис. 2. Пьемонт: Alfani 2015: 1084, рис. 7. .

Высокое неравенство богатства с показателем не менее 0,75 было характерной чертой крупных городов Западной Европы позднего Средневековья и ранней современности. Крайним примером может служить Аугсбург, один из ведущих экономических центров Германии того периода: в процессе восстановления после чумы коэффициент Джини для города повысился с 0,66 в 1498 году до поразительных 0,89 в 1604-м. Трудно представить себе более поляризованную общину: несколько процентов жителей владели почти всеми активами, тогда как от трети до двух третей населения не имели в собственности ничего достойного упоминания. Более подробно я вернусь к этому примеру в конце главы 11. В крупных городах Нидерландов наблюдался схожий высокий уровень концентрации (с коэффициентами Джини от 0,8 до 0,9), тогда как города поменьше значительно отставали (0,5–0,65). Неравенство доходов было очень высоким и в Амстердаме, где в 1742 году соответствующий коэффициент Джини достигал 0,69. Английские налоговые ведомости 1524–1525 годов говорят о том, что коэффициенты Джини в городах обычно превышали 0,6 и могли достигать 0,82–0,85, что заметно превышает их аналоги в сельской местности (0,54–0,62). Распределение активов в списках передаваемого по завещанию личного состояния также коррелирует с размером поселений. В некоторых регионах степень урбанизации сохранялась с 1500 по 1800 год, особенно в Италии и на Иберийском полуострове, но в Англии и Нидерландах значительно выросла, тем самым увеличив общий уровень неравенства [122] Германия: van Zanden 1995: 645–647, особенно 647, рис. 1. Нидерланды: van Zanden 1995: 647–649; Soltow and van Zanden 1998: 46, табл. 3.10. Англия: Postles 2011: 3, 6–9; 2014: 25–27. Soltow 1979: 132, табл. 3 вычисляет коэффициент Джини богатства 0,89 для Копенгагена в 1789 г. Степень урбанизации: De Vries 1984: 39, табл. 3.7. .