Марк Медовник - Жидкости

Когда бортпроводники двинулись по проходам, нарочито тщательно проверяя, правильно ли застегнуты ремни и убраны ли вещи, я понял, что ритуал подходит к концу — это было, так сказать, завершающее благословение. Я серьезно и понимающе кивнул подошедшей бортпроводнице. Лайнер выехал на взлетную полосу и начал взлет — экипаж готовился привлечь знания, накопленные более чем за тысячу лет, и превратить жидкий керосин в полет.

Если вы когда-нибудь надували шарик, а затем отпускали его и смотрели, как он хаотичными зигзагами носится по комнате, вам нетрудно будет понять, как работает реактивный двигатель. Когда сжатый воздух вырывается из шарика с одной стороны, сам он под действием этого потока летит в другую: это третий закон Ньютона, который гласит, что каждое действие вызывает равное по величине и противоположное по знаку противодействие. Но идея запасти достаточно сжатого воздуха, чтобы он мог толкать авиалайнер, была бы совершенно неэффективна; к счастью, британский инженер Фрэнк Уиттл придумал, как решить эту проблему. Он рассудил, что, поскольку в небе и так полно газа, самолету нет нужды везти его с собой; достаточно сжимать тот газ, который уже есть в небе и сквозь который вы летите, и выбрасывать его назад. Необходима только машина для сжатия воздуха. Именно этот компрессор вы видите под крылом, когда садитесь в самолет: он похож на громадный вентилятор и является таковым, но при этом вы не видите, что внутри кожуха есть еще десяток или больше вентиляторов, каждый следующий меньше предыдущего. Их задача — засасывать внутрь воздух и сжимать его. Оттуда он поступает в камеру сгорания, расположенную в середине двигателя, где смешивается с керосином и поджигается, давая при этом струю раскаленного газа, которая выбрасывается из двигателя назад. Гениальность конструкции в том, что по пути наружу воздух отдает часть энергии на вращение комплекта турбин — тех самых, что приводят в действие компрессоры передней части двигателя. Иными словами, двигатель отбирает энергию у горячего газа, а потом, летя по небу, использует ее для сбора и сжатия следующих порций воздуха.

Воздух, мощно выбрасываемый из двигателя сзади, позволил нашему авиалайнеру весом около 250 тонн набрать скорость. Глядя на окружающий мир из окна разгоняющегося самолета, очень трудно почувствовать, как быстро он движется. Крылья подскакивают и начинают неуклюже качаться на каждом ухабе взлетной полосы; в этот момент они даже отдаленно не напоминают тот шедевр инженерной элегантности, которым станут после отрыва от земли. На скорости 130 км/ч внутренности салона начинают дребезжать и как будто даже стонать; звуки и вибрация постепенно усиливаются, вызывая тревогу. Если бы я никогда прежде не летал на самолетах, в этот момент я сильно усомнился бы в том, что мы когда-нибудь оторвемся от земли.

И все же чистая, воплощенная в керосине энергия разгоняет самолет всё сильнее; топливо более мощное, чем нитроглицерин, расходуется со скоростью 4 л/с. К этому моменту наш лайнер разогнался уже до 260 км/ч и быстро приближался к концу трехкилометровой полосы. Наступил, пожалуй, самый опасный момент полета. Полосы совсем немного, и мы, если не взлетим в ближайшее время, съедем с нее и врежемся в стоящие за ней здания, имея в топливных баках многие тысячи литров керосина. И все же волшебным образом мы, подобно гусю, взлетающему с озера, вскарабкались в небо, оставив за несколько секунд внизу на земле и здания, и машины, и людей. Этот момент я больше всего люблю в полетах, особенно когда самолет пронзает низкие лондонские облака и поднимается выше, под яркое солнце, как и было в тот день. В такие моменты ощущаешь себя так, будто выходишь в параллельный мир, и я никогда не устаю от этого.

Самолет — в каком-то смысле волшебная лампа современности. Ее джинн — керосин — готов исполнить ваше желание и доставить вас в любую точку мира. Туда вы, как и полагается, полетите — правда, не на ковре, а просто на самолете. Но это даже лучше, ведь салон защитит вас от сильного холода и ветра, и он достаточно удобен, чтобы вы могли в нем отдохнуть или даже поспать во время путешествия.

Конечно, у нашего джинна, как у всех духов, есть темная сторона. Мы успели уже полюбить мощь керосина, но воздушные перелеты — как и вообще использование продуктов переработки сырой нефти — нарушают климатическое равновесие: на Земле быстро теплеет из-за выбросов диоксида углерода при сжигании всевозможных масел, таких как керосин. Все жители планеты вместе сейчас потребляют 16 млрд л нефти в день. Хватит ли нам ума, чтобы найти способ загнать джинна обратно в бутылку? Это один из важнейших вопросов XXI столетия.

Но, оказавшись над облаками, я, откровенно говоря, не думал об этом. Я восхищенно любовался облачными пейзажами и с нетерпением ждал, когда же бортпроводник, который уже появился в проходе со своей весело дребезжащей тележкой, подойдет ко мне и предложит выпить.

Когда мы поднялись на крейсерскую высоту — 12 000 м, — я был уже вполне доволен жизнью и смотрел со своего места у окна вниз на облачный слой. Солнце озаряло облака ярким светом и щедрым потоком вливалось в салон. В какой-то момент я отвернул голову от окна и встретился взглядом с соседкой, которая тоже смотрела в окно.

— Как здорово было бы сейчас выпрыгнуть и нырнуть в эти громадные пушистые теплые облака, — сказал я.

— Они не теплые, — возразила соседка.

— Ну да, не теплые. Вы правы. Простите.

«Боже мой, неужели я действительно это произнес?» — подумалось мне. Наверное, всё дело в вине. Неужели оно уже ударило мне в голову? Я внимательно рассмотрел этикетку на своей миниатюрной пластиковой бутылочке, где заявлялось, что жидкость, которую я пью, — вино из Австралии, изготовленное из винограда сорта «шардоне». В описании значилось, что это вино «обладает полным вкусом» и «оставляет мягкое ванильное послевкусие». Я сделал глоток, чтобы проверить, удастся ли мне ощутить ваниль. Не удалось. Почувствовал кислоту и что-то цветочное. Я еще раз исследовал этикетку. В вине содержалось 13 % спирта.

Химически спирты похожи на керосин: они горят, и вы могли сами в этом убедиться, если заказывали когда-нибудь десерт фламбе. Как правило, для подобных затейливых блюд используется бренди: это напиток с высоким содержанием спирта (обычно 40 %), и именно он горит голубым пламенем поверх вашего десерта.

Чистый спирт тоже легко горит и даже иногда используется как топливо для автомобилей. Основной производитель спирта из сахарного тростника — Бразилия, и он используется там как транспортное топливо. Считается, что эта страна имеет одну из самых устойчивых биотопливных экономик в мире — 94 % бразильских пассажирских транспортных средств работает на спирте, смешанном в разных пропорциях с другими веществами. При производстве этой жидкости из сахарного тростника извлекается сок, который затем ферментируется с участием дрожжей. Именно так выглядит процесс приготовления любого вина или пива: дрожжи съедают сахар и производят спирт. Но при создании биотоплива спирт затем необходимо очистить. В других частях света оно не так популярно, как в Бразилии, отчасти потому, что многие виды ископаемого топлива производить гораздо дешевле; вдобавок для производства спирта в масштабах, достаточных для обеспечения транспортной системы целой страны, нужно очень много земли. Поэтому те культуры, которые обычно перерабатываются на спирт, в большинстве стран мира выращивают в основном для производства выпивки.