Давид Дубровский - Обман. Философско-психологический анализ

Все это, если учесть наш исторический опыт, еще раз подчеркивает проблематичность добродетельного обмана, заставляет особенно пристально оценивать те критерии, которые позволяют определить само качество добродетельности.

Санкционирование качества добродетельности в завершенных актах добродетельного обмана носит конкретный характер, действительно лишь в определенных временных рамках, в определенных отношениях и смыслах. Это еще раз указывает на проблематичность явлений добродетельного обмана.

Обман со стороны правителей и государственных органов - вещь обычная, повсеместная. Важно осмыслить те случаи обмана, которые по традиции подводят под категорию добродетельного, и выяснить, насколько это оправдано.

В связи с этим обратимся еще раз к Платону, на которого всегда ссылаются при обсуждении указанного вопроса. Напомню, что он различал «подлинную ложь» и «словесную ложь». Первая из них есть зло, не может считаться полезной ни под каким видом, так как «вводить свою душу в обман относительно действительности, оставлять ее в заблуждении и самому быть невежественным и проникнутым ложью - это ни для кого не приемлемо: здесь всем крайне ненавистна ложь» 81 81 Платон. Государство. 382Ь. Соч. в 3-х т. Т. 3. Ч. 1. М., 1971. С. 162. . Подлинная ложь - «это укоренившееся в душе невежество, свойственное человеку, введенному в заблуждение. А словесная ложь - это уже воспроизведение душевного состояния, последующее его отображение, и это-то уж не будет беспримесной ложью в чистом виде» 82 82 Там же. .

Добродетельный обман связан лишь со словесной ложью. Платон спрашивает: «Словесная ложь бывает ли иной раз для чего-нибудь и полезна, так что не стоит ее ненавидеть? Например, по отношению к неприятелю и так называемым друзьям? Если в исступлении или безумии они пытаются совершить что-нибудь плохое, не будет ли ложь полезным средством, чтобы удержать их? Да и в тех преданиях, о которых мы только что говорили, не делаем ли мы ложь полезной, когда как можно более уподобляем ее истине, раз уж мы не знаем, как это все было на самом деле в древности?» 83 83 Там же. С. 162-163. .

Платон отвечает на эти вопросы утвердительно. Лишь Богу ложь никогда и ни в чем не может быть полезной, «любому божественному началу ложь чужда» 84 84 Там же. С. 163. . Для человека же она бывает полезной «в виде лечебного средства» 85 85 Там же. С. 169. . Поэтому «такое средство надо предоставить врачам, а не-сведующие люди не должны к нему прикасаться» 86 86 Там же. . «Уж кому-кому, а правителям государства надлежит применять ложь как против неприятеля, так и ради своих сограждан -для пользы своего государства, но всем остальным к ней нельзя прибегать. Если частное лицо станет лгать подобным правителям, мы будет считать это таким же - и даже худшим - проступком, чем ложь больного врачу...» 87 87 Там же. .

Мы привели почти все высказывания Платона, касающиеся добродетельной лжи. Они допускают, конечно, различные интерпретации. Однако все же бросается в глаза следующий слабый пункт позиции Платона: асимметрия в информационном контуре «правитель-граждане». Легко показать, что эта асимметрия, допускающая ложь правителя и исключающая ложь граждан, не поддается рациональному обоснованию. Ведь правитель - не Бог, а человек и, следовательно, подвержен человеческим слабостям и недостаткам. Нетрудно представить себе такие случаи, когда частное лицо лжет правителю, который, будучи в состоянии исступления, способен «совершить что-нибудь плохое» для государства и тем самым частное лицо предотвращает это «плохое». Мыслимы и многие другие случаи, противоречащие позиции Платона. Например, когда правитель, руководствуясь интересами государства, обманывает нижестоящего правителя, а тот, в свою очередь, лжет ему, тоже руководствуясь интересами государства. Чаще всего мы имеем дело не с ложью правителя, а с ложью многих правителей, объединенных в иерархически организованную систему (которая включает правителей одного ранга, способных и вынуждаемых лгать друг другу). В такой ситуации, если следовать Платону, остается только одно: признать право лгать лишь за вышестоящим правителем. Однако все это придает качеству добродетельности еще большую проблематичность, чем во всех уже рассмотренных разновидностях добродетельного обмана.

Во-первых, это качество здесь сводится исключительно к пользе (государства), т.е. определяется сугубо прагматическими критериями. В плане этической оценки подобные обманные действия в лучшем случае остаются неопределенными, но чаще всего они вступают в противоречие с нормами нравственности.

Во-вторых , трудно дифференцировать личные интересы правителя и интересы государства, ибо чаще всего они переплетаются слишком тесно, не говоря уже о том, что сплошь и рядом правители выдают свои интересы за государственные (даже малейшие амбициозные интересы Сталина, его прихоти, капризы тотчас же изображались как высшие государственные интересы). Можно указать примеры, когда ложь правителя преследует личный интерес, но это отвечает и государственному интересу. В таких случаях, однако, вряд ли допустимо говорить о добродетельном или благонамеренном обмане. Вспомним Талейрана, который искусно обманывал своих контрагентов, что позволяло ему получать от них огромные взятки, но вместе с тем заключать с ними выгодные для Франции договоры.

Выходит, то, что определяется как польза государству, может достигаться и путем самой низкой лжи, лицемерия, вероломства. Качество добродетельности обязательно предполагает этическую координату. Если эта координата устранена, то тем самым полностью утрачивается возможность оценки добродетельности, в том числе и того, что называется добродетельным обманом.

Это обстоятельство было четко зафиксировано еще Монтенем, который недвусмысленно выступал оппонентом Платона: «Меня часто охватывала досада, - писал он, - когда я видел, как судьи, стараясь вынудить у обвиняемого признание, морочили его ложными надеждами на снисхождение или помилование, прибегая при этом к бесстыдному надувательству. И правосудие, и Платон, поощрявший приемы этого рода, немало выиграли бы в моих глазах, предложи они способы, которые пришлись бы мне более по душе. Злобой и коварством своим такое правосудие, по-моему, подрывает себя не меньше, чем его подрывают другие» 88 88 Монтень Мишель. Опыты. В 3-х кн. Кн. 3. М., 1979. С. 6. .

Таким образом, в этическом отношении обман со стороны государственных деятелей и государственных органов не может получить оправдания. Остается одно - польза государства. Но и тут дело обстоит весьма сложно, ибо нужно иметь четкие критерии для определения того, что является действительно полезным для государства и во имя чего допустимо обманывать отдельных граждан, коллективы, социальные группы, народ в целом.