Алесь Адамович - Пути в незнаемое [Писатели рассказывают о науке]

…Гусыня сидит ко мне в профиль и смотрит на ручей, бегущий по камням совсем близко от тополя, и на синие горы с сияющими снежными вершинами. Сидит не шелохнувшись, не выдавая себя ни единым движением, только черный глазок бдительно несет свою вахту. В бинокль все изящество ее чуть рыжеватой головки предстает в полную меру: заостренный черный клюв с желтым кончиком, черная полосочка, идущая от глаза вверх через голову, и вторая полосочка, короче, на затылке. Видимая мне в переплетении тополевых веток, она уже не смотрится голубой, эта гусыня, устроившая свой дом столь поразительным для гусей образом, на высоте по крайней мере пяти метров от земли. Сейчас ее тело кажется серебристо-зеленоватым, точь-в-точь как кора у тополевых веток, и даже струйчатый рисунок на ее оперении как нельзя более подходит к поперечной исчерченности тополевой коры.

Она не сама строила свой дом. Прежним его хозяином был коршун, ужасный барахольщик. В неряшливую груду тополевых веток, натасканную в развилку тополевого ствола, где сидит сейчас моя гусыня, он приволок с пастушеской стоянки тьму всякого хлама, и развевается кусок драной в лохмотья шкуры теперь по ветру чуть пониже гусыни. Когда я отнимаю бинокль от глаз, можно подумать, что поверх старого коршуньего гнезда лежит серая тополевая коряга. Но если приглядеться повнимательнее, видишь головку птицы, настороженно приподнятую над гнездом на стройной, как у Нефертити, шейке. Когда гусыня спокойна, она заворачивает шею на спину и укладывает ее на крылья, и тогда сходство с тополевой корягой не нарушается уже ничем, и так она естественно смотрится, будто тут и выросла.

Свое гнездо коршун вряд ли оставил добровольно: гуси на этот счет не слишком церемонны и запросто изгоняют хозяина из законной квартиры. Коршун же, не тратя времени на бесплодные переживания, строит на соседнем тополе новое гнездо — вот он, легок на помине, прилетел с мышкой в клюве и любезно протягивает ее подруге, что сидит на ветке у своего гнезда, как деревенская хозяйка на лавочке перед домом. Но коршуниха не так проста, чтобы сразу взять да и скушать мышку — жеманно отворачивает голову, чешет за ухом и принимается охорашивать оперение. Терпению супруга приходит конец, с досады он проглатывает мышку, как пилюлю, и срывается с ветки…

Так что же все-таки вынудило гусей решать здесь жилищную проблему столь несвойственным для них образом?

Живут горные гуси главным образом в горах Центральной Азии, у нас — на Памире, в Тянь-Шане, горах Алтая и Тувы — встречаясь на северном пределе распространения. И всюду у нас живут они, как и положено гусям, на земле, на берегах и островах рек и озер. Правда, уровень воды в высокогорных водоемах очень непостоянный, и гнезда гусей часто гибнут от затопления. Вот тут-то, пожалуй, и зарыта собака. Гнездо, устроенное на земле в пойме реки Каргы, обречено наверняка — слишком переменчивы русла ее бесчисленных проток. А гуси ведь очень умные птицы, и нетрудно представить, что какой-нибудь особо выдающийся из них после очередной катастрофы поднял глаза вверх и оценил счастье семейства коршунов, благоденствующих в комфортабельной развилке тополевого ствола. Поначалу, быть может, он воспользовался пустовавшим гнездом, а потом, когда опыт прошел удачно, завладел жильем уже с позиции силы. К тому же гусь — птица общественная, а здесь, на Каргы, коршуны тоже живут колонией: на километровом отрезке реки около двадцати пар, а гнезд еще больше. В этом году, к примеру, «парк» вполне исправных гнезд составил около полусотни, из которых гуси заняли двенадцать. И мало того что коршуны предоставляют гусям жилье, они же и стерегут его заодно со своим. Когда гусыня сидит на гнезде, ей, кроме человека, бояться некого, но стоит с него слететь подкормиться (а гусак, хоть и всегда находится рядом, участия в насиживании не принимает), как яйца тут же привлекают внимание пернатых воров. От коршуна же они предпочитают держаться подальше.

И все на этой гусиной колонии было бы просто прекрасно, если бы… не таяла она на глазах. Еще в начале семидесятых годов на Каргы гнездилось более полусотни пар гусей, в середине семидесятых — 20–25, теперь — 10–12! Конечно, виноваты тут и браконьеры, но сейчас на Каргы не стреляют: горный гусь как редчайший вид нашей фауны занесен в Красную книгу СССР, и охота на него, как и на все «краснокнижные» виды, запрещена. Но это как раз тот случай, когда истребить птиц можно, их и не коснувшись. Достаточно вырубить тополевую рощу, а это и делается с упорной неотвратимостью. Каждую зиму пастухи устраивают свои кошары в пойме реки, срубают все новые деревья. Тополя и последние уцелевшие лиственницы идут и на другие нужды — лес в безлесном краю на вес золота. А роща эта — последняя в районе и одна из последних во всей Южной Туве!

Когда-то леса росли здесь по поймам всех рек и ручьев и по увлажненным участкам горных склонов. И теперь встречаются среди голого щебня сиреневые цветочки сон-травы, скрюченные от сухости до неузнаваемости. А вокруг уже полупустыня.

С исчезновением островка пойменного леса на реке Каргы перестанет существовать хранилище генетического материала не только уникальных «древесных» гусей, но и множества других видов животных и растений, связанных с пойменными местообитаниями, находящимися на грани вымирания. Нет поистине цены этому уголку!

В 1984 году в Тувинской АССР работал отряд Западно-Сибирской проектно-изыскательской экспедиции, в задачу которого входило проектирование на территории республики Горно-степного заповедника. Необходимость в таком заповеднике назрела самая насущная: под влиянием чрезмерной нагрузки горные степи — главные пастбища Тувы — пришли в плачевное состояние. Место ценных для скота растений занимают теперь несъедобные и просто ядовитые, лишенные лесного заслона, сохнут ручьи и реки, на место степей приходит полупустыня, а то и щебнистая пустыня. Заповедник необходим, чтобы уберечь от гибели участок не успевших еще деградировать степей, где уцелевшие степные растения и животные получили бы возможность выжить, а затем — расселиться оттуда и на соседние территории, где их уже не осталось. Среди них много эндемичных, нигде более в мире не встречающихся, в том числе — ценнейших кормовых бобовых, на которых испокон веков откармливались в этом краю стада овец.

Так вот, не для прихоти даже науки, как иной раз считают, нужен заповедник, а для самой что ни на есть хозяйственной пользы. И нельзя с ним временить: вымершее уже не вернуть! Наученная горьким опытом экспедиция много не запросила: даже не один большой участок, а 5–6 маленьких, в том числе пойму реки Каргы, всего в общей сложности менее 50 тысяч гектаров. Потом урезала свои планы до двадцати и даже — до десяти тысяч. А не дали под заповедник ни одного гектара: «Совет Министров Тувинской АССР, изучив и проанализировав социально-экономические условия степных районов, современное состояние и перспективы развития животноводства в них, характер использования естественных пастбищ и пахотных земель и учитывая в перспективе развитие горнодобывающей промышленности, пришел к выводу о невозможности организации в настоящее время горно-степного заповедника в пределах территории республики…»