Эрна Померанцева - Мифологические персонажи в русском фольклоре

. и.....— „Вот,— байт,— за что: перво прости

іі ни И* дь, — байт,— моя вина то, что ты прошлый 1 in пугался овинника-то. Я ехал мимо твоего і ни іі н пи дел, как ты пошел сушить овин. Я подо-іѵ і г (к* овинника и велел ему попужать

■ . Ill

I

I I» і.і^о н той же Владимирской губернии ходило і* и. h.i кін о банниках: «Банник имеет вид челове-I Іііниорые видывали его и в образе женщины.

■ іі« н поиую баню идут в первый раз, то берут

• м и * оли, которые и оставляют в бане с целью, им іі.ишнк не стращал моющихся и удалял из

Mlи і «р. О банниках, как и прочих духах, сущест-

• мнит рассказов. Одна крестьянская девушка

• юмі.т.іла: „Года три назад истопила матушка '•и и посылает меня мыться. Я пошла. Вхожу

, ііііишіік, отворила в баню дверь. Гляжу, а там • * і ti и-гка Марфа, сестра покойного батюшки, міі-чі хотела взойти, да раздумалась. А она уви-і« Мі пн, да и байт: „Пойдем, Машка, я помоюі И «лишу, что голос-то не походит на теткин, и \и \,\ захлопнз^ла дверь, да ну домой. Взошла ы и баю матушке: „Там, матушка, в бане-то М.і|іфа моется“. „Что ты,— байт,— чушь го-и ни. Какая там у тебя тетка Марфа. Она,— і мою баню-то топила".-— „И я, мол, знаю, шпини, да, мол, моется, только голос не похож • миі го“. Матушка мне и байт: „Тебе и пока- и» иіѵпк нито шишига вместо тетки Марфы,

і и* и г. часто кажутся тем, кто без молитвы

|М Hit . А II).

приходит в баню. Пойдем со мной Приходим в баню — нет никого. А ефто должно и впрямь мылась шишига**» 64.

В Никольском уезде Вологодской губернии банник представлялся в виде нагого старика, покрытого грязью и листьями от веников в5. В Яренском уезде той же губернии записан рассказ о том, как нечистые мучили в бане работника. В Грязавец-ком уезде Новгородской губернии верили, что в бане парятся черти, мужик слышал шум веников, «глухой разговор», там же бытовали рассказы о том, что банник обижал родильницу. В Олонецкой губернии существовало предание, что банник душит по третьему пару. По сведениям из Череповецкого уезда Новгородской губернии, «крестьяне верят, что есть дух в овине, которого называют царь овинный, в бане — банник. Овинник имеет вид старика, банник принимает вид человека». Приведя несколько быличек, корреспондент замечает: «Вообще дух овинник почитается крестьянами так же, как домовой» вв.

Чаще всего в сведениях корреспондентов встречается просто констатация факта: «В гумнах живет овинник». В Вологодской губернии записана быличка, как проезжий веником из бани с помощью банника учил домового. При этом информатор заметил: «Нет зляе банника, нет его доб-ряе» ст. Там же записано несколько быличек о подовиннике, о драке его с банником, о том, как отец рассказчика видел банника. Интересно, что в одном из рассказов о драке банника с домовым, последний кричит хозяину: «Сыми крест да хлещи его» °\ В Саратовской губернии считали, что в бане живет шишига, которая имеет отвратительный

84ГМЭ, ф. Т, Владимирская губ., корр. П. Каманин, разд. Ж, п. 202, л. 3.

85ГМЭ, ф. Т, Вологодская губ., корр. М. Пшеницын, разд. Ж, п. 202, л. 2.

88ГМЭ, ф. Т, Новгородская губ., корр. Васильев, разд. Ж, п. 202, л. 4.

87ГМЭ, ф. Т, Вологодская губ., корр. М. Пшеницын, разд. Ж, п. 202, л. 1.

иТам же.

вид и может запарить человека до смерти В Смоленской губернии, вступая на полок, приговаривали: «Хрещенный на полок, нехрещенный с полка». Выходя из бани, оставляли на полке ведро воды и веник для «хозяина» и, перекрестившись, произносили: «Тебе, баня, на стоянье, а нам на здоровье». В Смоленской же губернии записаны рассказы о гуменщике, являвшемся в виде барана. Там же в овине гадали о суженом: «Хозяин овина, скажи откуда будет мой суженый?». Овиннику делали подношения 108 108 ГМЭ, ф. Т, Смоленская губ., корр. В. Н. Добровольский, разд. Ж, п. 202, лл. 1—2. . Вера в овинников отмечалась в Тотемском уезде Вологодской губернии. Корреспондент подчеркивал, что овинники и банники — злые духи и говорил о страхе перед ними крестьян 109 109 ГМЭ, ф. Т, Вологодская губ., корр. Н. Попов, разд. Ж* п. 202, л. 1. .

Характеристика большинства демонов двойственная: они могут и погубить, и облагодетельствовать. Особенно ярко эта двойственность сказалась в рассказах о водяном и лешем. Домовой, очевидно потому, что связан с домом, очагом, убежищем человека, в основном добр. Злые качества домашнего духа были воплощены в баннике (недаром баню считали опасным, часто «нечистым» местом, в ней не было икон, в ней гадали и т. д.), иногда в овиннике, «хозяине» тоже не безопасного для жизни человека места.

По количеству рассказы о банниках и овинниках значительно уступали рассказам о домовом. Объясняется это тем, что образ домового, как наиболее популярный, поглощая все рассказы о домашних духах, становится обобщенным и единым. Поэтому рассказы об овиннике и баннике следует рассматривать как варианты рассказов о домовых.

Верование определяло образ и портрет героя былички или бывальщины, фабулу рассказов о

нем (в данном случае о Домовом, баннике, овиннике), обстановку, в которой она развертывается.

Ограниченность сюжетов рассказов о домовом объясняется ограниченностью мира, в котором он «Действует». Особенности представления о домовом определяли не только категорию пространства, обстановки, в которой развертывается сюжет (изба, двор, овин, гумно), но и категорию времени. Вечер и ночь, темнота, сумерки — вот время, когда проявляет себя пусть добрая, но все же нечистая сила. В отличие от быличек о духах природы, где встреча с нечистым происходит внезапно, вызывает шок, большинство которых начинается с наречия «вдруг», в рассказах о домовом этой внезапности нет. Нет и одноразовости, мимолетности встреч. Отношения с домовым — длительные и постоянные. Он живет в избе вместе с крестьянином, часто вместе с рассказчиком, его соседями, родными и т. д., принимает постоянное участие в их повседневной жизни. Отсюда и повторяемость его проявлений: стука, плача, заботы о лошадях, злых шуток и т. д.

Былички о домовом свидетельствуют о чрезвычайно тесной связи верования и фольклорного рассказа, который во всем — в системе образов, сюжете, характере композиции, фабуле — подчинен верованию. Вне верования рассказ этот невозможен, не существует. Очевидно, именно поэтому образ домового, в отличие от других демонов — лешего, водяного, русалки — не вышел за пределы несказочнон прозы, за пределы фактологической информации.

Леший, русалка, водяной и домовой — основные персонажи народной низшей мифологии. Каждый из них варьирует в народных представлениях, часто они несут одинаковые функции. Если рассмотреть генезис, функции таких образов, как моховик, болотник, полевой, банник, полудница, то их легко привести к одному из перечисленных четырех основных представлений о нечисти.