Игорь Текалов - Золото сечи [СИ]

— Пап! — позвала она. — Ты мне сделаешь для куклы кровать?

— Ещё одну? — отец ласково потрепал её по голове. — Сделаю, конечно. Потом. Беги, играй!

— Бредит старушка, — сказал брату Пахом.

— Да, — поддержал тот. — Мне чин есаула обещан. И что мне теперь, бросить службу и ехать степь копать? Искать непонятно что, непонятно где…

— А я протоиереем скоро стану, новый приход обещают…

Мужчины вышли из дома, а Лада вернулась в комнату, подбежала к кровати, обняла Дарью за шею…

— Ба, ты не волнуйся! Я вырасту и эти денежки, что ты говорила, найду.

— Эх, Ладушка… — прослезилась Дарья.

Шестеро узников монастырской тюрьмы, в одеянии из такого же чёрного сукна, что и ряса руководившего ими пожилого монаха, снесли плиту серого отполированного гранита с пригорка, и остановились у осевшего от времени могильного холма, обложенного вокруг диким камнем. Ветер с моря сюда не доходил, разбиваясь о толстую стену Преображенского собора, однако от холода это спасало не сильно. От большой влажности и пота одежда заключённых стала похожа на пропитанную водой губку и почти не удерживала тепло.

— На камни аккуратно кладите! — распорядился монах.

— Бух! — глухо ударился гранит о дикий камень.

Узники выпрямились, сняли шапки и перекрестились. Монах тихо прочёл молитву.

На плите было высечено: "Здесь погребено тело в Бозе почившего кошевого бывшей некогда Запорожской грозной Сечи казаков атамана Петра Калнышевского, сосланного в сию обитель по Высочайшему повелению в 1776 году на смирение. Он в 1801 году, по Высочайшему же повелению, снова был освобождён, но уже сам не пожелал оставить обитель, в коей обрёл душевное спокойствие смиренного христианина, искренне познавшего свои вины. Скончался 1803 года, октября 31 дня, в субботу, 112 лет от роду, смертью благочестивою, доброю".

Донецкий Кряж, Таганрогский округ Области Войска Донского, май 1888 г.

Острый Бугор. Фантастический, пьянящий аромат разнотравья дикой степи. Время — около полудня. Жара — градусов за тридцать. Это в конце мая. А что же ждёт в июле?! Макар — жилистый загорелый мужчина лет тридцати, в просторных серых штанах, посеревшей от пота парусиновой рубахе с обрезанными рукавами и выгоревшей до белизны бандане на голове — роет яму.

Заросли терновника рядом — верный признак наличия воды в почве. Грунт каменистый, за полтора дня удалось углубиться не больше, чем на два метра. Воды всё нет. Но эта яма не ради воды. Вода припасена в самодельном термосе, лежащем сейчас в тени терновника. Это "хрустальный погребок" — крупная гнездовая полость с наросшими кристаллами горного хрусталя.

Погреба — особый, подземный, если не сказать потусторонний мир. Для геолога это, приблизительно, то же самое, что для винодела погребок винный — святая святых. Счастье улыбается тем, кто настойчив, кто изучает строение гор и знает причины возникновения хрустальных погребов. На месте вулканических извержений и в горах, где некогда происходили бурные процессы кипения расплавленной магмы, нередко встречаются так называемые пегматитовые жилы — толстые каменные столбы, идущие из недр земли к поверхности или же простирающиеся вдоль земных толщ. Это затвердевшая магма. Когда-то она могучей струей прорвалась из глубин и, остыв, окаменела. Она несла в себе десятки расплавленных минералов. Остывая, магма стала сжиматься. Кое-где внутри нее образовались большие дупла — пустоты. Геологи называют их занорышами. В этих-то, скрытых от чьего-либо глаза занорышах, и выкристаллизовались друзы горного хрусталя и других минералов. И нередко, разламывая мощную и крепкую пегматитовую жилу, геологи обнаруживают эти пустоты, заполненные большими и малыми кристаллами горного хрусталя. Найти такой занорыш — все равно, что откопать клад.

Макар разогнулся, и в его вытянутой руке заискрилась на солнце друза [32] Группа сросшихся кристаллов (от немецкого druse — «щетка»). свежедобытого хрусталя. Немного полюбовавшись добычей, он опёрся на лопату, подпрыгнул и выбрался из ямы на поверхность. Наклонившись, поднял за древко лопату из ямы. Сняв бандану, утёр ею пот с лица, затем достал из кустов термос и стал жадно пить. Воду можно больше не экономить — к ночи он будет дома. Вдоволь напившись, он развернул тряпицу, спрятанную рядом с термосом, и с наслаждением принялся рассматривать добычу своего двухдневного выхода: полупрозрачные и прозрачные желтые и красные кристаллы сфалерита; "волосатики" — кристаллы чистейшего горного хрусталя, утыканные иголками буланжерита; "карандаши" кристаллы длиннопризматического габитуса, напоминающие карандашики. Чистота хрусталя была так велика, что если бросить такой хрусталик в стакан с водой, то он "пропадает", а если постучать одним кристаллом по другому, то раздается характерный хрустальный перезвон.

— День добрый! — как гром среди ясного неба раздался незнакомый мужской голос совсем рядом.

Макар инстинктивно прижал свёрток с добычей к животу и вскинул взгляд на говорившего. Незнакомец, лет на 5 младше Макара, в белой, перехваченной на талии верёвкой рубахе и заправленных в сапоги синих казачьих штанах с отпоротыми лампасами, смотрел на геолога, и приветливо улыбался, придерживая правой рукой тряпичную походную сумку на длинном ремне через плечо.

— Меня Акимом зовут, — сказал незваный гость.

— Какое мне дело как тебя зовут?! Следил за мной что ли?

— Не следил, а искал. Еле нашёл.

— Зачем это ты меня искал? — насторожился Макар.

Сделав два шага назад, он быстро положил свёрток на землю и на всякий случай взял в руку лопату.

— В ученики попроситься хочу, — ответил Аким. — Научи меня камни различать.

— Не поздновато в ученики-то?

— Раньше учиться возможности не было, я в семье младший.

— А сейчас зачем тебе?

— Матушка с детства меня настраивала, чтоб я геологом стал. Обещал я ей.

— Покойная?

— Почему покойная? Жива-здорова, слава богу.

Макар удивлённо вскинул брови.

— Странный ты, — сказал он. — И имя у тебя странное. Не русский, что ли?

— Я коренной казак, — гордо ответил Аким. — А имя… Так какое родители дали, то и есть. Вон, у матушки моей тоже, говорят, имя раньше редкое было Лада. А за прошлый год в нашей станице аж троих Ладушками нарекли. Макару этот улыбчивый парень показался слишком простоватым для того, чтобы быть опасным, и он положил лопату обратно.

— Ну а мне-то какой резон тебя учить? — спросил он.

— Я вижу — копать много приходится… Я мог бы работать за одну еду, пока не научусь.

— Думаешь, это так быстро? — усмехнулся геолог. — Кстати, у тебя с собой еда есть?