Александр Афанасьев - ЗНАК ВОПРОСА 1997 № 02

Перечисленные возможные варианты первоначальных византийских изображений Премудрости (в виде аллегорических фигур или ангела), созданные в христианское время и на территории христианского государства, трудно отнести к собственно христианским произведениям искусства. Они — плод гностическо-языческих веяний, дававших о себе знать в Византии вплоть до последних ее дней. Поэтому подобные образы не могут быть включены в круг православных изображений Софии.

Пожалуй, единственным христианским первоисточником впоследствии разросшейся иконографии Премудрости была простая по форме и замыслу икона Спаса-Вседержителя с соответствующей надписью: «София», т. е. похожая на ту, которая воспроизведена на миниатюре Лионской рукописи Психомахия Пруденция, где изображен Иисус Христос с книгой в руке и надписью «Sancta Sophia». Впоследствии такой авторитетный богослов XVII века, как инок Евфимий, находил подобную композицию наиболее подходящей для выражения идеи Софии: «Приличнее мниться писати Святую Софию рекше: мудрость, воплощенного Христа Бога, яко и пишется муж совершен яко бе».

В то же время такая композиция иконы Софии не могла вполне удовлетворить иконописцев, потому что разнилась от обычных икон Спаса-Вседержителя лишь надписью и не выражала всего того круга идей и образов, которые вкладывало христианское богословие в понятие Премудрости Божией. Начался долгий, непрекращавшийся на протяжении многих столетий процесс усложнения композиции иконы. Первое, что сделали иконописцы, — это прибавили к изображению Христа образы предстоящих Ему небесных сил. Такая композиционная перестройка позволила отчасти выделить икону Софии из ряда других христологических икон, придала ей известную самобытность. Это обстоятельство, вероятно, и побудило некоторых церковных археологов именно с такой иконы начать иконографический отсчет изображений Софии Премудрости Божией. В качестве примера они приводили ныне утраченную роспись в александрийских катакомбах, которую археологи застали в полуразрушенном виде с остатками изображений двух ангелов и надписью «София Иисус Христос». Необходимость воссоздания образов небесных сил на иконе сознавалась не только византийскими, но и русскими иконописцами. Известный нам митрополит Макарий, повелев начертать образ Софии над западными дверьми Новгородского собора, посчитал необходимым прибавить к нему изображения двух архангелов «по странам, на поклонение всем православным крестьяном». А позднее в московских государевых палатах был написан Христос на херувимах с подписью «Премудрость Ис. Хс.»

Прибавлением образов небесных сил в иконе Софии византийская иконопись не ограничилась. И это понятно. Подобное усложнение отвечало требованиям богословской идеи Премудрости лишь постольку, поскольку выражало необходимость особого почитания Софии. Однако оно почти ничего не говорило о Ее природе. Изображения чтимых Церковью лиц в окружении небесных сил вообще широко было распространено в церковном искусстве: образ Богоматери-Знамение с херувимами, образы мучеников, осеняемые ангелами в момент совершения подвига, говорят о высокой чести и славе их, о большом духовном напряжении момента, но не об их Премудрости. Кроме того, образ Христа вместе с небесными силами традиционно воссоздавался в росписи церковных куполов и барабанов, что также отчасти затрудняло понимание образа Софии в окружении ангелов, потому что в нем эти изображения символизировали не Софию, а ступени иерархии духовного бытия. Изображения небесных сил на иконе не удовлетворяли и русских иконописцев. Когда пришел их черед разрабатывать композицию образа Премудрости Божией, они перенесли изображения ангелов из центра на периферию иконной плоскости, придав им иное, нежели на византийской иконе, назначение.

Однако произойти подобное перемещение могло лишь после того, как еще в Византии центр иконы подвергся коренной перестройке. Своеобразие ее заключалось в том, что главное место заняло изображение Ангела в царско-архиерейском облачении. Смысл образа вполне ясен — представить Бога-Слово в Его ветхозаветном предзнаменовании, как Ангела Великого Совета. Понять, что речь идет именно о Божестве, а не о служебном духе, можно на примере русских иконописцев, иногда изображавших Его с кресчатым нимбом (как на росписи наружной стены московского Успенского собора). Само же изображение Христа, огрудное, в «совершенном возрасте», т. е. возрасте его евангельского служения, было помещено над изображением Ангела и заключено в круг. Именно такую композицию обнаружил Н. Кондаков на одной из страниц синайской рукописи Иоанна Климака. Он писал: «Замечательна миниатюра, изображающая Софию в виде ангела на престоле с сферой и крылатого, сзади него Христос погрудь, по сторонам два архангела». Совмещение изображений Ангела и Христа придало иконе совершенно новый смысл и звучание. Оно сделало ее олицетворением вневременного характера Промышления и Домостроительства Божества, символом единства Ветхого и Нового Заветов. Дальнейшего развития композиция Софии Премудрости Божией на византийской почве не получила и, вероятно, именно такой впервые явилась на Русь.

Церковных археологов, наряду с поисками византийских корней иконы Софии, издавна волновал вопрос о времени и обстоятельствах появления ее в России. Время называли различное. Далее всех отодвигал его А. Павлов: «Предание говорит, что эта св. икона (Софии) прислана в Новгородский Софийский собор Владимиром Великим (святым)». Но здесь очевидная ошибка, так как равноапостольный Владимир умер много ранее постройки собора, осуществленной его внуком Владимиром Ярославичем, с которым, в силу сходства имен, и был, вероятно, отождествлен. Несколько более близкую дату называет священник Сильвестр: «Князь Великий Владимир Ярославич повеле в Новгороде поставити церковь каменну, святую Софию Премудрость Божию, по Царьградскому обычаю, икона София Премудрость Божия тог-дыже написана», и некоторые церковные археологи склонны были с доверием отнестись к словам уроженца Новгорода, священника Сильвестра. «Иную, еще более близкую дату называет современник Сильвестра, митрополит Макарий, говоря о двухсотлетней давности образа. Последняя дата более вероятна, нежели названная Сильвестром, потому что если бы храмовая икона была современна собору, то новгородские книжники, с большим вниманием относившиеся к его убранству, не обошли бы икону молчанием, а, скорее всего, включили бы ее описание в цикл «Сказаний о святой Новгородской Софии» наряду с такими произведениями, как «Сказание о сжатой руке» и «Мера Спасову образу». Но это только предположение. Больше определенности и единомыслия в источниках относительно места первого появления иконы на Руси и происхождения ее. Местом, по общему мнению, считается Новгород, а происхождение — византийским: «из Корсуня», «греческий перевод», «греческих живописцев». К сожалению, до нашего времени сама первая икона Софии не дошла, и об облике ее и содержании можно лишь гадать.