Николай Межевич - Государства Прибалтики 2.0. Четверть века «вторых республик»

В официальном издании МИД ЭР отмечено: «Эстонская Республика была создана в 1918 году. В результате оккупации Советским Союзом, не признанной многими государствами , Эстония лишилась независимости в 1940 году» [101]. (Курсив наш. – Н. М.) Отмеченное подтверждает: позиция современной Эстонии о том, что она как государство четко считает себя не новым государством, а государством, восстановившим свою суверенность после периода незаконной оккупации, как минимум не бесспорна. Международное сообщество, в том числе и Россия, едино в признании независимости Эстонии; тем не менее это не означает признания международным сообществом континуитета Эстонии от 1918 года к 1991 году и факта оккупации.

В ключевой работе эстонских политиков и историков, выпущенной непосредственно перед провозглашением независимости, отмечено, что действия СССР квалифицируются как агрессия, военная оккупация и аннексия [102].

Таким образом, делается попытка доказать, что, поскольку ультиматумы и последовавший затем ввод войск противоречили международному праву, то такой ввод все же можно считать оккупацией.

Ряд историков и юристов прямо предупреждает российские власти о том, зачем выдвигается тезис об оккупации. Доктор права Дитрих А. Лебер указывает на то, что «пакт Молотова – Риббентропа» от 1939 г. имел роковое воздействие на Балтийские государства. Его последствия не преодолены и сегодня. Это очевидно в двух проблемных областях: с одной стороны, в вопросе о государственном континуитете и, с другой стороны, в вопросе о реституции и компенсации [103]. «Большое русскоязычное меньшинство в Латвии – это демографический побочный продукт долгосрочной незаконной советской оккупации. Можно ли сделать вывод, что проживание русскоязычного населения в Латвии незаконно, из того исторического факта, что оккупация была незаконной?» [104]

Если мы признаем непрерывность – континуитет Эстонии, то период 1944–1991 гг. автоматически оценивается как оккупация, а лица, переселившиеся в эту страну, – как оккупанты. Можно в целом согласиться с публицистическим сравнением Л. Степанова: «Если представить себе мир, в котором фашистская Германия победила во Второй мировой, но по каким-то причинам развалилась через 50 лет, то сразу бы возник вопрос о немцах, которыми были бы заселены оккупированные ею территории. Именно аналогию между русскоязычным населением и гипотетически победившими СССР немцами пытаются провести страны Прибалтики» [105]. Следует лишь отметить, что к Литве данное положение не относится – там нет безгражданства. Отметим и то, что для оккупации характерно продолжение сопротивления и военных действий против государства-оккупанта. Вступая в комсомол и коммунистическую партию, работая в органах власти и управления, в том числе в МВД, КГБ, избираясь в Верховные Советы своих республик, эстонцы, латыши и, конечно же, литовцы несколько необычно доказывали оккупационную природу советского государства.«Прибалтийские депутаты Верховного Совета СССР (видимо, “оккупанты” или их пособники?) вместе с российскими демократами (очевидные “оккупанты”) сумели провести резолюцию, в которой предавался огласке тайный протокол Молотова – Риббентропа. Это событие имело большое значение для эстонцев, позволяя документально утверждать, что республика была оккупирована СССР» [106].

Сегодня трудно согласиться с эстонской позицией по поводу того, что нет никакого правопреемства между Советским Союзом и Прибалтийскими государствами. Как справедливо пишет Р. Мюллерсон, нельзя игнорировать юридические нормы, установленные Союзом ССР, и договоры, заключенные им [107]. Поэтому Эстония и Финляндия признали временно действующими некоторые договоры, заключенные между Финляндией и Советским Союзом. Академик Академии наук Эстонской Республики М. Бронштейн, безусловный сторонник независимости Эстонии, бывший народный депутат СССР, отмечает: «Кого же поддерживал народ Эстонии в этот крайне трудный период? Вопреки призывам Комитета Эстонии в 1990 году к бойкоту выборов в Верховный Совет и референдума по независимости, в них участвовали около миллиона жителей Эстонии, а в февральских выборах 1990 г. в альтернативный Конгресс Эстонии приняли участие только 52 тысячи правопреемных граждан и 34 тысячи соискателей гражданства. Но парадокс истории состоит в том, что после 20 августа 1991 года между Верховным Советом и Комитетом Эстонии было заключено соглашение о формировании Конституционной ассамблеи на паритетных началах. Компромисс? Да, но за счет прав почти трети населения республики» [108].

Особенность эстонской дипломатии заключалась в том, что именно законно избранные органы «прежней» власти начинали движение к независимости. Именно так действовали Уполномоченный Временного правительства в Эстляндской губернии Я. Поска в 1918 году и первый секретарь ЦК КПЭ В. Вяляс. Верховный Совет Эстонии, провозгласивший ее суверенитет и независимость, был избран в соответствии с советским законодательством, прежде всего Конституцией СССР 1977 г. и Конституцией ЭССР 1978 г. Если отрицать действительность советского законодательства на их территории в принципе, тогда неизбежно придется отрицать как действительность самого избрания Верховного Совета Эстонии, так и действительность его актов. Члены Верховного Совета ЭССР – ЭР признали юридически недействительной декларацию Государственной думы ЭР от 22 июля 1940 года о вступлении в СССР. Верховный Совет, фактически избранный в «юридически недействительном государстве» (30 марта 1990 года под руководством Арнольда Рюйтеля объявил собственное restitutio ad integrum (восстановление к прежнему состоянию), признав государственную власть СССР незаконной, а территорию Эстонии оккупированной. Верховный Совет ЭССР – ЭР, избранный в соответствии с «оккупационным» законодательством и по сути своей являвшийся «оккупационным» органом власти, пытался вступить в переговоры с «оккупировавшим» его государством! [109]

Компонентом данной проблемы является вопрос о границах. «Считая Эстонию преемницей союзной республики с таким же названием, Россия уже не признает установленную Тартуским мирным договором границу» [110]. Это положение справедливо и является неполным, но в общем правильным изложением позиции МИД РФ. В соответствии с международным правом, общепринятым правилом является то, что правопреемство не затрагивает границ, установленных договором о границах. Положение зафиксировано в ст. 11 Венской конвенции 1978 г. «О правопреемстве государств в отношении договоров» [111]. Это означает, что «если в силу самого факта правопреемства и возникают какие-либо основания для прекращения или изменения договорных прав и обязательств, то эти основания не могут быть использованы для изменения границ, установленных договором и относящихся к режиму границы. Это положение поддерживалось подавляющим большинством государств на Венской конференции по правопреемству государств в отношении договоров. Эта позиция отражает господствующую международную практику» [112]. В связи с упомянутым вопросом комиссия отметила, что «…действующее международное право не раскрывает всех значений права на самоопределение. Однако установлено, что при любых обстоятельствах право на самоопределение не должно включать изменение существующих границ в момент независимости (курсив наш. – Н. М.) (uti possidetis juris), за исключением случаев, когда заинтересованные государства договариваются об ином» [113].