Никита Моисеев - ЧЕЛОВЕК И НООСФЕРА

Сказанное хорошо прослеживается на примере современного ислама. Несмотря на своеобразный ренессанс, который он переживает, рознь между шиитами, сунитами, измаилитами вовсе не собирается затухать. Эта рознь — питательная среда ирано-иракской войны и ряда других драматических событий на Ближнем Востоке. Но ведь дух непримиримости витает и между многими христианскими церквами. «Иметь дело с еретиками, когда главное — спасение души своей» — разве не подобные соображения порой ставят непреодолимые заслоны в миротворческой деятельности Всемирного совета церквей!

Для того чтобы закончить обсуждение вопросов, носящих религиозный характер, я хочу вернуться еще раз к мысли И. Одоевского, высказанной еще в тридцатых годах прошлого столетия. Я ее привел в самом начале этой книги. Смысл мысли Одоевского следующий: «Европейский рационализм нас привел к вратам истины, но ему не будет суждено их открыть».

Истина состоит, в частности, в том, что существование «зоны иррациональности» — это факт, эмпирическое обобщение, не противоречащее человеческому опыту. И, оставаясь на физикалистских позициях, мы обязаны его признать. Следовательно, возникновение множественности вер и толкований этой иррациональности мы обязаны признать естественным этапом развития нашего мира, развитием человеческого сознания, мирового интеллекта.

Но коль скоро мы приняли такую позицию, то, как следствие, мы должны включить все существующее многообразие вер и учений в нашу культуру как ее естественный элемент, как естественную неоднозначность отражения опыта человеческой мысли и стараться его использовать на благо Человека и прежде всего для утверждения нравственных начал и принципа «полюби ближнего…».

Сказанного, наверное, достаточно, чтобы уяснить позицию автора. Я глубоко убежден в том, что никакой конвергенции нет и быть не может. Ни в политических структурах, ни в экономике, ни в национальных характерах, ни в культуре… Иное просто противоречило бы всему ходу процесса развития нашего мира, его единству. Закон роста многообразия, как я уже говорил, — защита популяции Homo sapiens от возможных превратностей своей судьбы. Он будет действовать и впредь, ибо он — следствие изменчивости и непрерывно происходящих бифуркаций. Поэтому человечество и впредь будет жить в условиях плюрализма политических систем, экономических организаций, культуры, языков, традиций, ценностных шкал и т. д.

Как же это представление об обществе совместить с тем, что говорилось в предыдущей части этой книги, с существованием экологического императива, необходимости единой стратегии развития человеческого общества, с утверждением новой нравственности?

Все это — трудные вопросы, и на них вряд ли кто-нибудь сегодня способен дать вполне четкие ответы. Но наметить пути их решения, лучше сказать, очертить контуры некоторых исследовательских программ, которые помогут нам лучше понять происходящее, наверное, уже можно.

Великая наука — диалектика, рожденная еще древними греками, развитая Гегелем, Марксом, Энгельсом, говорит о том, что в основе всякого развития лежат противоречия и любое конструктивное представление о будущем развитии общества, о возможной стратегии человечества должно опираться на детальное, конкретное знание структуры тех противоречий, которые существуют сегодня в обществе. Их изучение — это большой пласт самых разнообразных проблем, которыми сейчас занимается большое число людей и учреждений, как национальных, так и международных. Север — Юг, Восток — Запад и многие другие противостояния могут порождать кризисные явления.

Являясь источником основных тенденций мирового процесса развития, они уже давно находятся в центре внимания ученых и политиков. Этим противоречиям посвящена огромная литература, и я не хочу пересказывать те факты, которые постепенно становятся общеизвестными. Но мне кажется, что на всех исследованиях, посвященных подобным проблемам, лежит печать одного общего порока, независимо от того, где — на Юге или Севере, Востоке или Западе — они поставлены. Это печать традиционности и стереотипов мышления, возникших в послевоенные годы нашего века.

Так, например, в качестве основного противоречия современности обычно обсуждается противоречие между миром социализма и миром капитализма — СССР и США, в частности. И это положение принимается в качестве аксиомы, не подлежащей обсуждению, как в моей стране, так и за рубежом. Долгое время считалось, что эти противоречия неразрешимы, что они остро антагонистичны и не допускают компромиссов: что если хорошо одним, то плохо другим.

Я искренне рад, что постепенно начинает происходить известная переоценка как остроты, так и самого смысла этих противоречий. Хотя и на Западе, и на Востоке еще существуют люди, смотрящие на мир из окна пятидесятых годов, но мне кажется, что лед тронулся. Проблемы перестройки мышления, то есть проблемы замены одних стереотипов другими, отвечающими реалиям сегодняшнего дня, будут решаться не сразу. Эта замена будет трудной и длительной, тем более что различие систем сохранится и впредь. И ортодоксальное мышление будет стараться и далее выдвигать на первый план противоречия идеологического характера. А идеология рождает порой фанатизм и непримиримость, справиться с которыми совсем непросто. Еще в конце XVIII века Гёте писал в «Коринфской невесте»:

Где за веру спор,

там, как ветром сор

и любовь, и дружба сметены…

Перевод А. К. Толстой

Но ныне, в век экологического императива, все должно быть по-иному. Теперь перед нами поднимается проблема «быть или не быть», и уже многие понимают, что антагонизм должен уйти в прошлое. У СССР и США и, более широко, у мира социализма и мира капитализма есть общая составляющая в интересах и стремлениях — это стремление избежать войн и ответственность за сохранение рода человеческого.

Я убежден в том, что под давлением реальности противоречия, лучше даже сказать, противостояния идеологического характера, будут во все большей степени уступать свое место противоречиям экономическим, экологическим и т. п.

Если говорить о межстрановых или межрегиональных экономических противоречиях, то мне кажется, что уже в начале XXI века наиболее опасным и острым окажется экономическое противостояние США и Японии, точнее, всего Юго-Востока Азии, овладевшего высшими технологиями. И это экономическое соревнование имеет, как мне кажется, не только экономические корни. Современные «высшие технологии» требуют, помимо совершенной техники и нетривиальных инженерных решений, еще и высокого индивидуального мастерства исполнителей, высокой производственной дисциплины, точности и усердия. И в этом работники Дальневосточного региона, вероятно, в силу своих традиций, превосходят европейцев. К этому надо еще добавить, что и работают они больше и европейцев, и американцев (2200 часов в год в среднем работают в Японии против 1800 в Европе и США). Кроме того, и производительность труда в Японии выше, чем в США. Так, например, на производство автомобиля в Японии затрачивается в среднем на 20 процентов меньше человеко-часов, чем в США.