Марсель Мосс - Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии

Названия глав помогут понять нижеизложенное.

Введение. II. В какой мере большевистский эксперимент был экспериментом и в какой мере он был социалистическим экспериментом? III. Террористическая фаза. IV. Моральное поражение. V. Экономическое поражение. VI. Новая фаза: новая экономика. VII. Политический успех: формирование современного российского государства. VIII. Выводы (нижеследующие).

Замечания, касающиеся описательной социологии и позитивной политики

По ходу изложения мы сформулировали ряд теоретических и практических выводов из этого обширного исследования большевизма в его первой и второй формах.

Мы вкратце и несколько беспорядочно приводим их здесь, противопоставляя проясненные принципы как большевистским, так и различным политическим теориям. Из этого, в свою очередь, будут сделаны и другие выводы.

1. Вопреки всему реалистическому и эмпирическому облику, который он придает себе, большевизм не является «экспериментом». Это некое событие, фаза русской Революции, или, точнее, наступившие после режима Керенского (первая фаза) ее вторая фаза — «коммунистическая» и третья — «новый этап». Эта революция была непроизвольной. Она родилась из войны, из нищеты и из крушения определенного строя. В качестве Социальной Революции она оказалась потому в наихудших из возможных условиях: она унаследовала разоренное общество. Еще хуже был способ, которым она его унаследовала. Революция явилась результатом разрушительного военного и крестьянского восстания. Но для того, чтобы социалистический строй утвердился практически и основательно, необходимо сначала, чтобы было что социализировать, а этого не было. Необходимо также, чтобы отмеченное унаследование было осуществлено в условиях максимального порядка, а этого не произошло.

Но главное, необходимо, чтобы этот строй был желаемым, чтобы это унаследование было сознательным и было со всей ясностью организовано широкими массами, либо всеми, либо очень значительным большинством просвещенных граждан. Некий строй, даже если он угоден народу, но навязан нации, может сначала быть внедрен, затем принят; он может, наконец, стать социалистическим; но он не является им в самой своей основе, потому что он не является им изначально, в своей отправной точке. На самом деле тирания рабочих и солдат не была, причем не была необходимо и по сути своей, более социальной и менее антисоциальной, чем тирания аристократов, чиновников и буржуа.

Признаем, сталб быть, что социалистическое общество, родившееся из катастрофы, появилось на свет в плохих условиях, и даже социалистический строй, навязанный меньшинством, никогда не будет равноценен какому бы то ни было строю, который желаем. Социализм по определению должен быть творением «общей воли» граждан.

Всякая Социальная Революция должна иметь национальный характер. Об этом свидетельствует серьезный ущерб, причиненный Советами сначала отказом от российских внешних долгов, затем безвозмездной конфискацией собственности иностранных граждан. Блокада и последовавший за ней международный бойкот были следствиями этих двух серьезных ошибок. Насколько государство имеет право применять к своим подданным принимаемый им закон и применять его в равной мере к иностранцам, проживающим или предпочитающим находиться на его территории, настолько же, однако, требуется избегать малейшего намека на несправедливость и нарушение международных соглашений, воплощающих публичное и частное международное право. Необходимо было, следовательно, остановить экспроприации на границах и внутри страны по отношению к иностранцам, занимавшимся торговлей согласно правовым нормам, существовавшим в стране до Революции.

Полная экспроприация может быть понята только в случае всеобщей и одновременной социальной Революции. Последняя в самом деле могла бы аннулировать повсюду сразу, как для наций, так и для отдельных лиц, все международные частные или общественные дебеты и кредиты.

Можно подумать, что это наблюдение доказывает одновременно националистическую и интернационалистическую точки зрения. Может быть, и так, потому что здесь нет середины; безвозмездные социализации могут осуществляться только в пределах определенной нации и могут быть всеобщими только при условии, если они охватыва ют весь человеческий род или по крайней мере наиболее значительные из составляющих его наций.

Второй период Русской Революции, коммунистический и террористический, не является социалистическим в собственном смысле. В некоторых моментах большевизм остался ниже уровня социализма; в других он развивался рядом с ним или опередил его; в третьих он породил настоящий регресс.

В деревне он произвел лишь индивидуалистическую революцию того же типа, что и Французская революция: он предоставил крестьянам ни больше ни меньше, как самим поделить между собой земли. Или он пытался как-то управлять их аппетитами лишь с помощью недействующих и далеких от жизни законов о главенстве общенациональной собственности на землю, или прибавлял к этой индивидуалистической политике лишь государственный коммунизм, выражавшийся в жестоких реквизициях и поборах, часто даже с применением военной силы; последние не могли встретить понимания со стороны крестьянина, вызывая у него отчаяние. Эти две противоречивые установки в конце концов привели к падению урожаев, исчезновению резервов и породили голод.

В наибольшей степени Советы были социалистическими в своем промышленном законодательстве, когда они искренне попытались передать профессиональным группам в собственность национализированные отрасли промышленности и управление ими. Но большевики очень быстро миновали этот период. И тогда, взбешенные своей неудачей, они дали разложиться крупной промышленности и развиться мелкой, а также ремесленному производству: в этом отношении российская экономика вернулась к устаревшим формам собственности и технологии в промышленности; с другой стороны, они попытались установить с помощью «трудовых армий», «национальных трестов» и т. п., уже не социалистический и синдикалистский, а коммунистический и этатистский строй; таким образом производителю обеспечивается потребление всей его продукции, но вместе с тем он оказывается связанным с профессиональной деятельностью, которую сам он не организует.

Отмеченные индивидуализм и этатизм явились одной из причин морального и материального поражения Советов. Они лишили себя необходимого морального инструмента: они подвергли насилию и террору профессиональную группу; они почти разрушили ее; они ослабили ту группу, которая прежде всего должна была быть и проводником революции, и действующей силой производства, и реальным обладателем собственности; таким образом, они не достигли главной цели: коллективной организации производства.