Юрий Шиканов - Первогодки

«Классным специалистом»… Торопов невесело усмехнулся. Вспомнил он, как в день прощания с бригадой Норихин вынул из кармана целую горсть армейских значков и встряхнул их на ладони. Был тут и синий щиток с белой единицей — знак специалиста первого класса, и знак отличника Советской Армии…

— Хочешь подарю?

Торопов отстранил руку товарища.

— Свои заработаю.

Что он сейчас ответит Володе Норихину? Что вкалывает на мебельной… Ни строевой, ни физической… Житуха, одним словом… И опять он услышал свою фамилию и приказ выйти из строя. Так и знал.

— А я… я сегодня не могу, — вдруг выпалил Торопов совсем как в школе, которую он окончил всего год назад. — Товарищ сержант, сегодня по расписанию спецподготовка, — быстро, боясь, что его перебьют, затараторил он. — Я в этом месяце третье занятие пропускаю. Старший лейтенант Тараненко электросхему будет давать.

Довод Михаил считал убедительным, но реакция Митрофанова была неожиданной. Он округлил глаза и резко, копируя комбата, полосанул рукой.

— Что-о-о? Да как вы… Прекратить! Выполняйте приказание!

Митрофанов набрал в себя воздуха, надул щеки, собираясь выпалить всю обойму армейских нравоучений, но, почувствовав неладное, ко взводу подскочил Зубарев.

— В чем дело, сержант?

— Так вот, — Митрофанов пальцем указал на Торопова. — Дискутирует. Учу их, учу…

Слова сержанта звучали не по-армейски, словно бы он жаловался, да и дискуссий капитан не терпел, а тут в строю… Узнают братья-комбаты или в штабе — засмеют. Зубарев распалился:

— Кто дискутирует?! Почему? Развели во взводе, товарищ сержант… — Капитан замялся, подыскивая нужное слово. Нашел самое мягкое: — Развели богадельню!

Митрофанов был ни жив ни мертв. Он ругал себя, что слово сорвалось с языка, но больше всего сержант злился на Торопова. Был тот у него как больной зуб. Навязался он на его голову. Первогодок! Служить ему да служить, как медному котелку.

А капитан Зубарев между тем отчитывал перед строем Торопова. Зубарев, конечно, не мог не согласиться, что направление Торопова на хозработы — ошибка сержанта. Молодому солдату полезней быть на занятиях, и сержант свое получит, но есть понятия дисциплины, порядка… Тут Зубарев неумолим и с маху объявил солдату два наряда вне очереди.

— Есть два наряда! — отрапортовал Торопов и, чувствуя, как всполошенно заколотилось сердце, проговорил: — А с занятием как, товарищ капитан? Согласно статье сто девяносто седьмой устава…

— Прекратить! — Черные брови капитана встали домиком. Озлился он не на шутку. — Отставить вопросы, рядовой Торопов!

Зубарев так и буравил солдата потемневшими глазами. Внешне Торопов мало чем отличался от своих сверстников, но характер… В армии без году неделя, а обо всем свое мнение. Сержантов и офицеров замучил вопросами. Почему то, почему другое… Так в батарее его и прозвали — рядовой Вопрос! Только вопросы его не простые. «Почему полы в казарме моют только молодые солдаты?» — спросил он как-то на комсомольском собрании в присутствии представителя политотдела. Зубарев неделю бегал в политотдел, оправдывался, доказывая, что порядок наведен и что он сам об этом факте не знал.

«Почему солдат снимают с занятий?» — от этого вопроса Зубарев терял душевный покой. Потому что и над Зубаревым начальники, хотелось ему крикнуть. На строительство хранилища для техники людей выдели, на кирпичный завод дай, а для нужд батареи? Грех не выделить. Но не объяснять же это все Торопову! Солдат — он и есть солдат. Получил приказание — и под козырек…

— Пойдете отбывать наряд вне очереди! — отрезал офицер.

Сказав «Есть», Торопов направился к группе солдат, возле которой суетился низкорослый, в длинной шинели прапорщик Сидоренко.

— В колонну по два!.. — звонко, даже как-то театрально выкрикивал он команды, а увидев подходящего Торопова, укоризненно покачал головой: — Вот народ! Такой молодой, а уже не хочет на работу. Сачок!

«Сачок!.. — возмущался в душе Торопов, шагая в хвосте колонны в автопарк. — Ну, я докажу… Работы я, что ли, испугался? Дела своего не знаю, а без специальности какой же я солдат? Что ребятам напишу?»

Провожая глазами отправленную на работу команду, Зубарев отыскал в ней высокую сутуловатую фигуру Торопова и невесело усмехнулся. Дожил. Яйцо курицу учит. «Согласно статье сто девяносто седьмой…» Знает капитан, что статья запрещает снимать солдат с занятий. Но для кого все это надо, для кого он старается? Директор мебельной фабрики обещал полированные плиты, если помочь ему с людьми, — на фабрике не хватало рабочих рук. Ленинскую комнату задумал переделать капитан, а заодно и бытовку. Для солдат же старается! Но только ли для них?

В задумчивости Зубарев стянул с головы фуражку, сбил ладонью невидимые пылинки и снова надел ее. Пять лет тянул он лямку комбата. Хотелось как-то выделиться, обратить на себя внимание. Кто этого не хочет? Похвалил же на днях его начальник штаба майор Петренко за хороший внутренний порядок. Особенно понравилась майору доска документации. Она так и сверкала стеклом, литыми бронзовыми буквами… «Деловой офицер!» — удостоил на совещании начштаба похвалой Зубарева, не допытываясь, откуда зеркальное стекло, где отлил буквы… «Достал», — говорят в таких случаях, и всем ясно, что не с армейского склада. Такой порядок был заведен до него, поступал так и Зубарев, а вот молодые… Капитан поморщился. Прибыл недавно в батарею после политучилища новый замполит, лейтенант Жеглов. Ну, осмотрись пару-тройку месяцев, поучись у опытных, бывалых офицеров, так нет и то ему в батарее не так, и это не эдак… Вроде этого первогодка Торопова. Хорошо, хоть сейчас лейтенант отбыл на сборы.

Зубарев почувствовал, как в нем растет и ширится недовольство, и не только лейтенантом Жегловым и рядовым Тороповым, но и собой. «Не так надо, не так, — твердил он про себя, терзая в руках новенькие кожаные перчатки. — Но как?» Не найдя ответа, он плюнул с досады под ноги и, вбивая в асфальт каблуки сапог, зашагал в расположение батареи.

В кузове грузовика под брезентовым тентом было тепло. Назначенный прапорщиком старшим Николай Шарипов, солдат второго года службы — круглолицый здоровяк, — держался со всеми по-свойски.

— Занимай места согласно купленным билетам! — острил он, а потом махнул рукой. — Кто где хочет, там и садись.

Сам он вольготно расположился на скамье у самой кабины, снял шапку и заулыбался блаженной улыбкой. Хоть я и старший, говорил весь его вид, но вы можете делать что хотите.

Рядом с ним степенно расселись старослужащие, так называемые «старички», — у кабины меньше трясет. Молодой расторопный солдатик тоже было сунулся поближе к кабине, но «старички» его шуганули.