Валентин Никитин - Патриарх Пимен. Путь, устремлённый ко Христу

Бог знает, сколько унижений и оскорблений пришлось выдержать молодому иеромонаху, совсем недавно ставшему служителем алтаря! Как раз в то время, 15 мая 1932 года «Союз воинствующих безбожников», деятельность которого непосредственно направлялась правительством СССР, провозгласил «пятилетку безверия» с планом широких репрессивно-карательных мер против духовенства и верующих, в результате которых к 1 мая 1937 года «имя Бога должно быть забыто» на всей территории СССР [63] Цыпин Владислав, прот. Цит. соч. С. 236. . То были горестные годы, когда верующим приходилось скрывать свои убеждения. За религиозные взгляды христиан не только преследовали — унижали, издевались, увольняли с работы, но, часто без суда и следствия, сажали в тюрьмы и лагеря. В 1929–1933 годах было арестовано около 40 тысяч церковно- и священнослужителей; в одной только Москве и Московской области — 4000 человек [64] Дамаскин (Орловский), игум. Цит. соч. С. 184. .

Требовались сила и твердость духа, чтобы в таких условиях сохранить веру. Ясно, что о. Пимена в армии подвергали идеологической обработке, пытались добиться отречения от веры и перевоспитать на атеистический лад. По данным современного исследователя, все красноармейцы тогда условно подразделялись на три группы: 1) «явно верующие»; 2) «верующие пассивно»; 3) «неверующие» [65] См.: Зюзин А.И. Деятельность Коммунистической партии по атеистическому воспитанию воинов Красной Армии в период борьбы за победу социализма в СССР (1918–1937 гг.). Диссертация на соискание ученой степени канд. ист. наук. М., 1980. . Из последней группы армейским политработникам надлежало воспитывать «сознательных безбожников»; по отношению ко второй группе предписывалось «обезвредить действие их религиозных настроений». Что касается явно верующих, к каковым принадлежал о. Пимен, инструкции обязывали «изолировать от их влияния красноармейцев, усилить индивидуальную работу с ними».

В то время в армейских частях постоянно «крутили» популярные художественные фильмы с атеистической направленностью: «Крест и маузер» (1925 г.), «Овод» (1928 г.), «За монастырской стеной» (1928 г.), «Отец Серафим» (1929 г.), «Праздник святого Йоргена» (1930 г.) и др. Иеромонаху Пимену трудно было уклониться от обязательных просмотров этих пропагандистских творений, ему было больно видеть на экране сцены кощунства. Но он оставался тверд и невозмутим в исповедании веры, как подобает настоящему «молчальнику» [66] «Великим молчальником» назвал Патриарха Пимена митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим (Нечаев) в одном из выступлений незадолго до своей кончины (4 ноября 2003 г.). , и не давал лишнего повода для недовольства начальству. Более того, он старался исправно нести службу и даже успешно освоил специальность санитарного инструктора.

В Красной Армии тогда служило много безграмотных солдат, которым эта специальность была не под силу. Санинструктор являлся лицом среднего медицинского персонала, в его ведении находились санитары, занимавшиеся гигиеническим уходом за больными и ранеными, уборкой помещений в лазаретах, дезинфекцией и т. п. Таким образом, это было, пожалуй, самое богоугодное дело в армии.

Абсолютно изолировать иеромонаха Пимена от окружающих, чтобы в корне пресечь его потенциально опасное «религиозное влияние» на сослуживцев, было проблемой для армейского начальства трудноразрешимой; едва ли это вообще представлялось возможным. И чем дольше он служил, тем яснее это должны были понимать старшие чины в его воинской части. Так что в Красной Армии его задерживать не могли; могли даже комиссовать, однако дали дослужить до конца. Срок службы в Красной Армии был принят тогда различный, в зависимости от рода войск: для пехоты и артиллерии — 1 год, для кавалерии, конной артиллерии и технических войск — 2 года, для воздушного флота — 3 года, для морского флота — 4 года.

С честью выдержав испытание армейской «школой мужества», в 1934 году иеромонах Пимен был демобилизован. Его родной город Богородск был переименован к тому времени (в 1930 году) в Ногинск, но еще не подвергся «социалистической реконструкции», храмы Божии стояли на своем месте. Здесь он жил какое-то время с родителями, постоянно бывая в Москве, где поддерживал общение с духовно близкими людьми. Одним из них был художник Павел Корин, в марте 1934 года получивший большую мастерскую на Девичьем поле. По свидетельству его жены Прасковьи Тихоновны [67] Нарциссов В. Воспоминание о Святейшем // «Журнал Московской Патриархии». 1980. № 8. С. 25–26. , именно тогда мастер, продолжавший работу над своим шедевром «Реквием», сделал несколько портретных набросков о. Пимена. Они послужили основой для известного большого этюда «Двое. Иеромонах Пимен и епископ Антоний», который сам художник называл «басы-профундо». Этюд датирован 1935 годом и стал фрагментом упомянутой знаменитой картины, переименованной по совету писателя Максима Горького и получившей известность под другим названием — «Русь уходящая». «Писать эту необычную, тогда весьма эмоциональную натуру было непросто; этюд потребовал многих сеансов. Сейчас трудно представить условия жизни православного духовенства в России тех дней, тем более монашествующего. Жизнь, вернее, житие будущего Патриарха не составляло исключения — оно было нелегальным. Однако плод многотрудного творчества художника оправдал все усилия — образ молодого иеромонаха Пимена стал одной из самых крупных жемчужин в галерее образов «Руси», — проницательно пишет Вадим Валентинович Нарциссов, друг семьи Кориных.

В круг общения о. Пимена, по косвенным данным, входили опальные священнослужители и затворники-старцы. Молодой иеромонах сам вел полузатворнический образ жизни, опираясь на единомыслие и поддержку родителей, стараясь не привлекать к себе внимания. Он служил регентом в Богоявленском соборе, иногда регентовал и в родном Пименовском храме.

В 1935 году о. Пимен был выведен за штат. Такое решение руководство Московской Патриархии вынужденно принимало тогда под давлением властей в отношении клириков, подвергавшихся арестам и репрессиям. Увы, для молодого иеромонаха оно имело далеко идущие трагические последствия (об этом ниже).

В церковной жизни сложилась к тому времени ситуация очень трудная и сложная. Даже простое присутствие в храме за богослужением было сопряжено с опасностью ареста, так как воспринималось властями предержащими как явный вызов существующей системе государственного атеизма. За прихожанами велась негласная слежка, верующие, посещавшие еще открытые церкви, рисковали своим служебным положением. Участие в регулярной литургической жизни Церкви было психологически возможно только для настоящих исповедников.