Лев Кокин - Пути в незнаемое

Вообще я знаю — Кирилл за меня переживает. Один раз, когда я еще совсем маленькая была, папа при Кирилле начал меня ругать. Так у Кирилла лицо все перекосилось, и он вступился за меня. Мне потом так хотелось, чтобы папа еще как-нибудь меня при Кирилле поругал. Но папа при нем больше не ругал.

Я сегодня так испугалась, когда папа сказал, что знает, почему я перестала заниматься. Я решила, что он про Кирилла догадался. А он про Таню и Любу. Уж Таня-то здесь совсем ни при чем. Знал бы он, сколько она сил тратит, чтобы я перестала думать о Кирилле и занималась. Только уж с этим ничего поделать нельзя. Не думать о Кирилле я не могу. Я думаю о нем каждую минуту, каждую секунду, каждые полсекунды.

…А ведь это очень даже удачно, что меня из школы «выгоняют». Я буду учиться в школе, которая находится напротив его дома. Как это мне раньше в голову не пришло. Ведь я смогу целыми днями смотреть на его окна. А выходить из школы постараюсь в тот момент, когда он будет идти из института.

Таню и Любу я буду видеть после школы. И комсоргу Семеновой облегчение: меньше одним неуспевающим.

А Евдокия меня просто невзлюбила. Все началось после истории с тарелкой. Папа мне не верит, но разговаривать с ней абсолютно бесполезно.

В наших окнах светло. У меня не хватит терпения ждать, пока родители уйдут. Может быть, не заходить домой? Но мне так хочется надеть розовое платье. Оно новое, Кирилл еще его не видел. У этого платья бока в оборках, и талия от этого получается очень тонкая. И потом, когда я надеваю что-нибудь новое, я меньше сутулюсь. Даже сама не знаю почему. Когда Кирилл мне сказал: «Слабо тебе ходить прямо», я сначала на него обиделась. Но потом я подумала и решила, что ведь это, наверное, даже очень хорошо, раз ему хочется, чтобы я ходила прямо. Надо будет еще ленты розовые заплести…

На лестничной площадке слышно, как мама с кем-то разговаривает по телефону.

— Так вы ей скажете? Я вас очень прошу. Нет, мы бессильны. Поможет. Я уверена. Всего доброго.

Вставляю ключ в замок.

— Постойте, Кирилл!

Вздрагиваю и замираю, боясь пропустить хоть одно слово.

— Ира пришла. Так книгу мы оставим. Вы сейчас зайдете? Нет, нас уже не будет. Мы очень торопимся.

Платье! Нет, раньше причешусь. Нет, умоюсь. Сначала горячей водой с мылом, а потом холодной. От горячей воды поры расширяются, от холодной сужаются. Лицо делается гладким-гладким. Так. Теперь надо причесаться. На прямой или на косой? Лучше на косой.

Я когда один и тот же пробор долго ношу, он перестает мне идти. Были бы у меня такие волосы, как у моей мамы, я бы каждый день новые прически делала. Уж вьющиеся-то волосы мама могла бы мне «передать». А то палки! И остричь не разрешают.

Концы у лент плохо уравняла. Переплести? Лента мятая будет. Ладно, пусть так остается. Снимаю босоножки, надеваю лодочки. На столе еще успею убрать?

Звонок. Подхожу к дверям.

— Кто тут?

— Чужие.

Отпираю замок и отхожу. Прислоняюсь к стене. Чуть-чуть запрокидываю голову назад. Так мне больше идет. Нос выглядит короче. Дверь приоткрывается. На пороге Кирилл.

— В этот дом пускают?

— Пускают, — отвечаю я, — вам папа книжку оставил.

— Прекрасно, я за ней и зашел. Ты чего к стенке прижалась — «чужих» боишься?

Приходится отойти от стенки и вернуть голову в нормальное положение. Если стоишь не у стенки, запрокинутая голова очень уж неестественно выглядит.

В комнате Кирилл не садится. Он берет со стола книгу, молча перелистывает ее и кладет в портфель.

— Сейчас отвезу. Звонил товарищ, она ему срочно нужна.

Мне уже абсолютно безразлично, как я держу голову, как выглядит мое платье, прическа… В мыслях у меня только одно: сейчас он уйдет. Еще несколько минут, и его уже здесь не будет. И я опять начну ждать дни, недели, месяцы…

— О, у вас, кажется, прибавление семейства.

— А это ваш котенок.

— Как мой?

Я ужасно довольна, хоть на одну секунду, но Кирилл удивился. Видел бы папа! Он считает, что заставить Кирилла удивиться не может никто.

— Серьезно, возьмите котенка. Мне нужно раздать шесть котят.

— Это что же — новая форма подготовки к экзаменам?

— Почему?

— У тебя же завтра экзамен.

— Откуда вы знаете?

— По радио передавали.

Так вот почему он торопится! Мама ему сказала, что у меня завтра экзамен.

— Я все равно не сдам.

— Почему так?

— Не могу учить… А знаете, как меня в школе из-за вас ругали!

Я вдруг вспомнила, что могу рассказать Кириллу историю про тарелку из папье-маше, которую я сделала со своими пионерами. История длинная, и Кирилл хоть немножко еще здесь постоит.

— Тарелка всем очень понравилась, и ее на самое видное место в коридоре повесили. А на второй день сняли и куда-то спрятали, потому что вся школа из-за этой тарелки покрылась золотом… Наша директорша гостей каких-то к ней беспрерывно водила и в результате оказалась тоже вся в золоте: и волосы, и лицо, и платье. В общем, она заявила, что я это нарочно сделала. Знаете, как меня ругали. И все из-за вас.

— А я тут при чем?

— Как при чем! Это же вы мне посоветовали бронзовым порошком тарелку покрыть.

— Так я же не виноват, что ты взяла слишком мало клея.

— А кто виноват?!

— Не знаю. Я тебе все правильно сказал.

— Значит, вы тоже считаете, что я плохая. Да?

— Ужасная.

— Да ну, вы опять шутите. Возьмите лучше котенка. Там есть очень забавный, с черной бородой. Котенок сам весь белый, а на подбородке у него черное квадратное пятно. Как борода. Не возьмете?

Я не могу, чтобы Кирилл сейчас ушел. Что-то надо сделать… А если показать коробку?.. Нет, это безумие! Все равно. Покажу! Неужели действительно я это сделаю?!

Подхожу к письменному столу, открываю нижний ящик. Вынимаю коробку. Кладу ее на обеденный стол и начинаю развязывать. Кирилл пока не может догадаться, что это: коробка завернута в газету. Ее еще можно спрятать обратно. Развязала бечевку. Развернула газету… Узнал? Я не смотрю на Кирилла. Я не знаю, узнал ли он. Для этого он должен помнить коробку, которую подарил мне пять лет назад. Коробка называется «Москва». На коробке нарисованы здания метро, высотные дома. Даже развернутую ее можно еще спрятать. Ведь он не знает, что в ней. Открыла коробку. Всё.

Пальцы у Кирилла всегда удивительно белые. А сейчас, на фоне темно-коричневых конфет, они еще белее. Пальцы то появляются, то исчезают. Вместе с ними одна за другой исчезают и вновь появляются конфеты.

Я смотрю на пальцы. Я смотрю на конфеты. Пальцы остаются белыми, но делаются большими, как вся коробка. А коробка становится как стол. Потом пальцы делаются как стол. А коробка — как вся комната.

— Как ты думаешь? — Вмиг пальцы и коробка приобретают свои нормальные размеры. Я смотрю на Кирилла. Он держит в руках конфету, последнюю конфету из второго ряда. — Как ты думаешь, в них нет червей?