Лев Кокин - Пути в незнаемое

В письме Герцена от 4–5 октября 1857 года о Михаловском — ни слова.

14 октября : «У нас была длинная история: обнаружили одного шпиона, который хотел получить от русского правительства 100 фунтов за мои письма и т. п. Едва письмо Горчакова успело дойти до Петербурга, как я получил оттуда три предостережения. — Что скажете вы об этом? Этот каналья был приказчиком у Трюбнера».

Несколько лет спустя Герцен рассказал в «Былом и думах», как, вместе с Огаревым, итальянским эмигрантом Пианчани и двумя польскими друзьями — Чернецким и Свентославским, он отправился к Михаловскому за объяснениями:

«Негодяй путался, был гадок и противен и не умел ничего серьезного привести в свое оправдание.

— Это все зависть, — говорил он, — у кого из наших заведется хорошее пальто, сейчас другие кричат: „шпион!“

— Отчего же, — спросил его Зено Свентославский, — у тебя никогда не было хорошего пальто, а тебя всегда считали шпионом?»

Герцен счел нужным тут же предупредить всех польских эмигрантов и 16 октября 1857 года направил письмо в редакцию их газеты «Польский демократ»:

«Граждане! Спешу уведомить вас о содержании двух писем, которые я получил в связи с тайными шагами, предпринятыми Михаловским у русского правительства. Вы, вероятно, хорошо поймете причину, в силу которой я не могу назвать ни фамилии, ни числа, ни места, кем, когда и откуда эти письма были присланы. Ручаюсь вам честным словом, что отлично знаю лицо, которое писало второе письмо, и что это лицо находится в России.

Вот содержание первого письма, которое у г. Трюбнера при свидетелях было прочтено Михаловскому:

„Некий Михаловский написал из Лондона письмо Горчакову, предлагая свои услуги русскому правительству и обещая уведомлять его о всех деталях отношений между г. Трюбнером и Герценом с одной стороны, и Россией — с другой. Он говорит, что является одним из главных агентов книгоиздательства Трюбнера и пользуется большим доверием как Трюбнера, так и Герцена, что через его руки проходят рукописи и письма, адресованные в русскую типографию; в доказательство этого он предлагает сейчас же переслать несколько рукописей и писем, полученных из России и перехваченных им“.

Второе письмо еще ярче, и именно это-то письмо прислано мне лицом, которое я очень уважаю и в правдивости слов которого нисколько не сомневаюсь.

„Спешу уведомить тебя, что некий Михаловский предложил министру финансов в России открыть фабрику фальшивых русских ассигнаций, если ему правительство даст 100 ф. ст. Одновременно он говорит, что, состоя в должности доверенного лица у Трюбнера, издателя и распространителя пагубных книг на русском языке, имел бы возможность сообщить правительству относительно лиц, которые присылают из России свои корреспонденции, в доказательство чего готов прислать несколько писем и рукописей. При этом прибавил, что его усердие уже хорошо известно русскому правительству, так как год тому назад именно он донес кому следовало в Гамбурге о пересылке пакета с русскими книгами (это дело несчастного Ольшевского), и закончил письмо жалобой на то, что до сих пор ему не уплачено 50 талеров, которые он требовал за донос“.

Ввиду того, что у меня действительно не хватает нескольких рукописей одной присылки, об отправлении которых я был уведомлен, я уверен, что он их себе и присвоил. Если он их уже выслал, то, более чем вероятно, я об этом узнаю…

Одно лицо в Лондоне уверяло меня, что Михаловский был в 1853 году изгнан из Парижа как австрийский шпион, и что во время ареста гр. Ольшевского в Гамбурге это было хорошо известно в Лондоне, и что тогда широко распространились сильные подозрения о его причастности к этому делу. Было большой ошибкой в таком случае, что уже тогда с него не сорвали окончательно маску. Это самое лицо (имени которого не могу еще назвать) говорит, что наверно знает, что Михаловский опять (13 октября) донес министру Горчакову о всем происшедшем».

Как видим, в письме к Мейзенбуг Герцен говорит о трех предупреждениях из Петербурга, в польской же газете цитирует лишь два письма, но упоминает еще «одно лицо в Лондоне», имени которого «не может еще назвать».

Интересно было бы разгадать, кем был нанесен контрудар, кто спас Вольную типографию от шпиона в Лондоне и от шпионов с невских берегов.

Данных мало, значит, из них надо извлечь многое.

Сначала — первое письмо . Легко заметить, что автор его излагает факты точно, близко к тексту того послания, в котором Михаловский предлагал свои услуги. Мальвиде Мейзенбуг Герцен писал о предупреждениях из Петербурга. Почти через 10 лет автор «Былого и дум» возвращается к этому эпизоду:

«Осенью 57 года я получил через Брюссель письмо из Петербурга. Незнакомая особа извещала меня со всеми подробностями о том, что один из сидельцев у Трюбнера, Михаловский, предложил свои услуги III отделению…»

Итак, письмо из Петербурга — через Брюссель… Ясно, что какой-нибудь неведомый нам петербуржец, может быть осведомленный чиновник, получив возможность ознакомиться с письмом или копией письма Михаловского, послал свое предостережение на адрес какого-то друга или доверенного лица в Брюссель с тем, чтобы оттуда предупредили Герцена.

К сожалению, в бумагах Герцена, относящихся к этому времени, не имеется никаких следов переписки с Брюсселем. Но, может быть, регулярной переписки не было. Вполне допустимо, что Герцен действительно не знал имени как петербургского, так и брюссельского друга. В том-то и была сила вольной печати, что ее руководители иногда не знали всех своих единомышленников, что существовал тайный союз между многими людьми, которые друг друга никогда не видели…

«Одно лицо» из Лондона точно информировало Герцена, что Михаловский «13 октября донес министру Горчакову о всем происшедшем». Более чем 70 лет спустя, в начале 20-х годов нашего века, издатель первого полного собрания сочинений Герцена Михаил Константинович Лемке нашел в архиве III отделения паническое послание Михаловского — действительно от 13 октября 1857 года и действительно министру иностранных дел. Шпион упрекал Горчакова: «…Опытные агенты демократов умеют проникать в секреты министерства, очевидно, достаточно для того осведомленные и не боясь риска. Герцен получил три дня тому назад письмо из Спб., в котором ему сообщают, что некий г. Михаловский писал кн. Горчакову, предлагая ему свои услуги по распространению русских изданий, печатающихся в Лондоне, доставке манускриптов и т. д. Герцен в присутствии нескольких своих друзей прочитал письмо и прибавил: „Вы видите, что у нас там, в самой канцелярии министра, имеются друзья, преданные нашему делу. Что скажете?“ Я, конечно, все отрицал и мне удалось даже убедить г. Трюбнера, что это не я, но что, может быть, кто-либо воспользовался моим именем…»