Александр Пругавин - Голодающее крестьянство

В феврале месяце 1899 года меня посетили молокане села Патровки, Бузулукскаго уезда, возвращавшіеся из Москвы, где они были у графа Л. Н. Толстого. Эти молокане были мои давнишніе знакомые: еще в 1881 году мне пришлось прожить в их селе несколько недель, собирая сведенія о молоканской секте.

Кстати замечу здесь, что но времени моего пребыванія в селе Патровке относится и начало моего знакомства с графом Л. Н. Толстым, который пріезжал тогда в свое именіе, расположенное в 10 верстах от этого села, чтобы пожить в степи и попить кумыса.

Пріехавшіе из Москвы молокане сообщили мне, что Лев Николаевич очень интересуется положеніем, в котором находится населеніе Поволжья вследствіе неурожая, и просит меня сообщить ему подробныя сведенія о положеніи дела помощи в Самарской губерніи.

В то же время они передавали, что Лев Николаевич выражал готовность прислать к нам в Самару часть из тех денег, которыя присылаются к нему в его распоряженіе для помощи голодающим.

Конечно, я поспешил исполнить желаніе графа Толстого и на другой же день отправил ему большое письмо, в котором откровенно описал положеніе дела в Самарской губерніи, насколько оно было мне известно. Спустя дня три после этого, 23-го февраля, поздно вечером, вернувшись с заседанія самарскаго частнаго кружка, я нашел у себя телеграмму из Москвы от Л. Н. Толстого, который спрашивал разрешенія напечатать в газетах мое письмо к нему. Разумеется, я поспешил ответить, что ничего не имею против напечатанія моего письма и что вообще предоставляю его в полное его распоряженіе.

Вслед за этим в номере 62 „Русских Ведомостей" от 4 марта Лев Николаевич поместил мое письмо к нему с некоторыми сокращеніями, вызванными, очевидно, цензурными соображеніями. Так как в письме этом, хотя и в сжатой форме, довольно ярко рисуется картина ужаснаго положенія, в каком находилась в то время большая часть крестьянскаго населенія Самарской губерніи, то я позволю себе привести здесь это письмо целиком, без всяких сокращеній.

Глубокоуважаемый

Лев Николаевич!

Вчера приходил ко мне Василій Константинович, молоканин из села Патровки, и сообщил, что вы готовы прислать к нам в кружок деньги, находящіяся в вашем распоряженіи, для помощи голодающим крестьянам Самарской губерніи. Вместе с тем он передавал, что вы желали иметь сведенія о степени и размерах нужды, а также о нашей деятельности,—не знаю, так ли я его понял?

В виду этого спешу сообщить вам, что нужда среди крестьянскаго населенія большей части Самарской губерніи в настоящее время достигла до крайних пределов. Вам, быть-может, уже известно, что наиболее пострадали Бугульминскій и Ставропольскій уезды (в последнем, например, из 32-х волостей в 30-ти волостях полнейшій неурожай 1), затем весьма сильно пострадали, хотя и не сплошь, а местами, Бугурусланскій и Самарской звезды, менее Новоузенскій и Николаевскій и наконец всего менее пострадал Бузулукскій уезд, в большей части котораго был весьма хорошій урожай. К неурожаю хлебов присоединился полнейшій неурожай кормов для рабочаго и домашняго скота.

Следует заметить, что и в прошлом, т.-е. в 1897 году, почти те же самые уезды весьма сильно пострадали от недорода. Благодаря этому голодовка нынешняго года отозвалась особенно тяжело на населеніи, так как запасы от прошлых лет были уже истощены. Потребовалась земская ссуда, которая и была разрешена правительством, хотя и с большими урезками.

Как вам известно, земская ссуда выдается с очень большими ограниченіями (работники и дети до одного года не получают ссуды) и притом в крайне недостаточном размере—по 35-ти фунтов на человека. Затем необходимо иметь в виду, что из этого количества 8 фунтов уходит на покрытіе расходов по перевозке хлеба и по размолу.

1) По сведеніям земства и администраціи.

Таким образом остается лишь 27 фунтов, т.-е. менее одного фунта в день. И это почти при полном отсутствіи всяких запасов, всяких круп, овощей и т. п.; капуста, картофель, лук также не родились в нынешнем году.

В силу необходимости населеніе вынуждено прибегать к суррогатам. Хлеб из лебеды и лепешки из молотых жолудей, с самой незначительной примесью муки, можно встретить везде, где только уродилась лебеда и где крестьяне имеют возможность пользоваться жолудями. Мякина и отруби также идут на хлеб. Наверное вам не раз случалось видеть хлеб, приготовленный из подобных суррогатов. Образцы его мы разсылали многим профессорам-медикам, в редакціи газет и т. д. Без отвращенія невозможно видеть этот хлеб. Это прямо нечто ужасное, потрясающее нервы.

В виду того, что в некоторых селах Бугульминскаго уезда от употребленія хлеба из желудевой муки были случаи отравленія, местное начальство воспретило мельникам молоть жолуди. Но голодные крестьяне и тут нашлись: они начали печь жолуди на угольях и есть их в таком виде. Но есть местности, где и суррогатов нет, где лебеда не уродилась и где нет дубовых лесов, а следовательно нет и жолудей. В некоторых местах (например, в селе Апакове, Ставропольскаго уезда) крестьяне пробовали было кормить скот и домашнюю птицу желудевой мукой, но скот от нея начал болеть, а куры—дохнуть.

Заработков на местах пока нет никаких, на сторону же могут отправиться только люди средняго достатка, у которых есть полушубок, чепан, обувь и проч.; между тем у очень многих крестьян, особенно в татарских деревнях, ничего этого нет; здесь вы то и дело встречаете мужиков, одетых в какія-то рубища, чрез которыя сквозит голое тело. О детях и говорить нечего. В очень многих семьях дети имеют только по одной рубахе; поэтому, когда мать стирает и затем сушит белье, то дети совершенно голыя сидят на печке или жмутся на шестке. У многих же детей совсем нет никакого белья, так что и в школу ученики зачастую приходят в одном верхнем платье, одетом прямо на голое тело и которое поэтому они уже не снимают во все время пребыванія в школе.

В татарских селах можно зачастую видеть, как дети совсем босыя бегут в столовыя по снегу и морозу. Другія же кое-как обертывают ноги в разныя тряпки, прикрываются разными лохмотьями, а иногда даже, просто завернувшись в какую-нибудь грязную рогожку, бегут в столовую. Там, где нет столовых, дети, как и взрослые, едят только впроголодь, поэтому в школе они скоро утомляются, становятся вялыми и как бы сонными.

Затем населеніе страшно страдает от недостатка топлива. Дров нет, солома баснословно вздорожала: пуд стоит теперь 50 копеек! Это нечто неслыханное и небывалое, так как в обыкновенное время воз соломы стоит 15 копеек. Кизяка тоже нет, потому что лошади и коровы больше чем на половину распроданы на сторону или прирезаны.