Роберт Аллен - От фермы к фабрике

Тем не менее Грегори (1982, 219–220) полагает, что динамика доходов обслуживающего и медицинского персонала аналогична процессам, характерным для уровня доходов рабочих на заводах. Представляется, что это наблюдение дает возможность применить выводы, полученные на основе доступных показателей, к более широким категориям исследования.

Существует шесть основных ценовых рядов, доступных для использования в процессе дефляции. Еще больше последовательностей может быть извлечено путем вычисления средних ценовых показателей либо посредством применения субиндексов. Четыре из шести индексов применимы к Санкт-Петербургу и включают цены на различные комбинации потребительских товаров. Пятый индекс основан на данных московского рынка, а шестой индекс — индекс Понтрягина — представляет собой псевдорозничный индекс, для расчета которого используются показатели 66 видов товаров и услуг. Его взвешенные значения отражают модели поведения потребителей при уровне цен, соответствующем оптовым. Индекс Понтрягина имеет наиболее широкий географический охват, включая данные по всей России. Однако в то же время он и более волатилен по сравнению с индексами розничных цен, поскольку колебания оптовых цен на зерно имели больший диапазон, чем колебания розничных цен на хлеб. Если не принимать во внимание чрезмерную волатильность индекса Понтрягина, то он и все прочие показатели рынка Санкт-Петербурга демонстрируют схожую динамику. Московский индекс, основанный на анализе наименьшего количества товаров (15), демонстрирует менее высокие темпы инфляции, однако различия незначительны. В рамках текущего анализа предлагается использовать индекс Понтрягина, охватывающий период 1885–1913 гг., для дефляции доходов в сельскохозяйственном секторе и петербургский индекс, покрывающий максимально продолжительный период 1853–1913 гг. применительно к несельскохозяйственным доходам. Причем использование последнего дает еще одно преимущество: это индекс является единственным среди коэффициентов розничных цен, который включает арендную плату. В ходе анализа прослеживается весьма тесная корреляция значений обоих индексов при оценке динамики цен в 1885–1913 гг. Сведение этих показателей произведено в работе Струмилина (1966, 89–90; 1967, 431–432).

Дискуссия продолжается вот уже два столетия. Линдерт и Вильямсон (1983) направили ее в новое русло, впервые подсчитав общеэкономический коэффициент для номинальных доходов и общеэкономический коэффициент потребительских цен. Оба коэффициента подвергались серьезной критике и корректировке. Фейнштейн (1998) обобщил все корректировки, сведя их в индекс реальной заработной платы, на протяжении всего периода промышленной революции демонстрирующий крайне незначительный рост, в особенности с учетом ухудшения условий жизни населения.

Аткинсон (1983, 33), Гершенкрон (1965, 6), Миронов (1985), Робинсон (1932, 94-116), Шанин (1986, 140–149), Виолин (1970, 52–56). Однако Хох (1994), Гатрелл (1986, 232) отстаивают тезис о повышении уровня жизни крестьян.

Доходы крестьян представляют собой сумму доходов от реализации скота и зерна за вычетом выкупных платежей. При этом доходы от продажи зерна и скотины подсчитаны с учетом потребления крестьянской семьи. Выкупные платежи взяты из работы Хромова (1950).

Доход от производства зерна определяется как стоимость чистого объема производства, то есть расчет производится путем вычета потребностей крестьянского хозяйства в посевном фонде и корме для скотины из общего объема производства. Цены и объем чистого производства пшеницы, ржи, овса и картофеля взяты у Грегори из общего объема производства (1982, 234, 238–239). Итог был увеличен на 30 % для учета других типов сельскохозяйственных культур. Разница между валовым и чистым объемом производства — это та часть урожая, которая отводилась для формирования семенного и кормового фондов. Следует отметить, что, согласно нашей схеме, все производство овса шло на корм скоту. Обоснованность оценок кормового и семенного фондов доказана путем их сравнения с посевными коэффициентами и кормовыми нормами для 1920-х гг. Коммерческий доход от разведения скота оценивается как стоимость продукции животноводческого сектора. Численность и текущая стоимость крупного рогатого скота, овец, коз и свиней взяты у Грегори (1982, 268–269); производство мясо-молочной продукции рассчитывается на основе данных Прокоповича (1918), его оценок состава и выпаса стада (с некоторыми поправками в пользу согласованности данных), а также его коэффициента плодовитости. Ежегодные оценки объемов производства молока, говядины, телятины, коровьих шкур, баранины, курдючного жира, шерсти, овечьих шкур, свинины, сала, щетины сформированы аналогичным образом. Все эти категории оценивались по ценам 1913 г., приведенным Прокоповичем. Для более раннего периода — вплоть до 1885 г. — ценовые показатели были экстраполированы на основе базового 1913 г. При этом в качестве ценового коэффициента использовалась текущая цена на породу скота и его коммерческие производные — мясо, молоко, шкуру и прочее. То есть, например, стоимость крупного рогатого скота по каждому году применялась для экстраполирования вплоть до 1885 г. стоимости говядины, телятины, молока и шкур в ценах 1913 г. Численность сельского населения оценивалась на уровне 87 % для 1897 г. и 85 % для 1913 г. Оценки для всех остальных периодов в рамках анализа интерполировались исходя из данных по 1897 и 1913 г.; подробнее см.: Грегори (1982, 55–57).

Использовался индекс Понтрягина. Выбор коэффициента дефляции становится особенно важным, когда цены, по которым крестьяне сбывают свою продукцию, претерпевают существенные изменения по сравнению с ценами, которые они платят за промышленные товары, то есть когда экономика переживает характерный для 1920-х гг. «кризис ножниц цен». Однако в имперский период цены на продукцию аграрного сектора и промышленной отрасли (текстиль, обувь и т. д.) демонстрировали практически синхронный рост, и, следовательно, в экономике не возникали проблемы, характерные для 1920-х гг.

Уиткрофт (1991) пришел к аналогичному выводу относительно заработных плат в реальном выражении. Хох (1994) в своей работе высказывает весьма верное замечание, согласно которому чистый доход фермера является релевантным индикатором для большей части сельского населения.

Пэйот (1999) в своей работе анализирует этот вопрос и массовое распространение крестьянского сопротивления проведению реформ Столыпина.

Автором фразы является Столыпин (Робертсон. 1932, 194).