Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 40. Черный тюльпан. Капитан Памфил. История моих животных.

И Причард, взглядывая на Ватрена, казалось, понимал; затем, поворачивая голову в прежнее положение, снова застывал в неподвижности.

Ватрен вырезал себе палку.

— Вы успеете отрезать ветки, — сказал Мишель.

Ватрен отрезал ветки.

Затем он осторожно приблизился, примерился и бросил свою палку в середину куста травы, где лежал кролик.

В тот же миг мы увидели белое брюшко несчастного зверька, колотившего по воздуху всеми четырьмя лапками.

Причард хотел было броситься на кролика; но Ватрен был рядом и после недолгой борьбы сила осталась на стороне закона.

— Положите-ка этого молодца себе в карман, Мишель, — вот и обещанное фрикасе.

— Славная у него спина, — заметил Мишель, низвергая кролика в пропасть между подкладкой и сукном своего сюртука.

Бог знает, сколько кроликов повидал этот карман!

Ватрен искал Причарда, чтобы поздравить его.

Причард исчез.

— Где же он, черт возьми? — спросил Ватрен.

— Где? — повторил Мишель. — Нетрудно догадаться: ищет другого кролика.

Так оно и было; мы стали искать Причарда.

Через десять минут мы на него наткнулись.

— Прямо скала! — сказал Мишель. — Смотрите.

В самом деле, Причард так же добросовестно делал стойку, как и в первый раз.

Ватрен подошел к нему.

— Вот и кролик, — сказал он.

— Ну, давайте, Ватрен, на этот раз у вас есть готовая палка.

Палка взлетела и, почти тотчас же опустившись, со свистом рассекла терновый куст.

Затем Ватрен, погрузив в куст руку, вытащил оттуда второго кролика, держа его за уши.

— Возьмите, Мишель, — сказал он. — Положите его в другой карман.

Мишель не заставил себя упрашивать, только он положил добычу в тот же карман.

— Но, Мишель, почему не в другой, как сказал вам Ватрен?

— Ах, сударь! — ответил Мишель. — В каждом из них по пять таких поместится.

— Мишель, не стоит говорить подобных вещей в присутствии должностного лица.

Затем, повернувшись к Ватрену, я продолжил:

— Ну, Ватрен, число "три" угодно богам.

— Возможно, — согласился Ватрен. — Но оно может оказаться неугодным господину Герену.

Господин Герен был инспектором.

— Впрочем, все это излишне, — сказал я. — Вы знаете теперь Причарда?

— Как если бы сам его сделал, — ответил Ватрен.

— Ну, и что вы о нем скажете?

— Конечно, для охоты под ружейным дулом это была бы слишком буйная собака, но что касается стойки — он ее держит твердо.

— Куда он подевался? — спросил я у Мишеля.

— О, он, должно быть, нашел третьего кролика.

Поискав, мы в самом деле обнаружили Причарда, делающего стойку.

— Ей-Богу, — сказал Ватрен, — мне было бы любопытно узнать, сколько времени он продержится.

И Ватрен извлек свои часы.

— Что ж, Ватрен, — предложил я ему, — вы здесь находитесь при исполнении обязанностей, так позвольте себе эту прихоть, но я жду гостей, отпустите меня домой.

— Идите, идите, — ответил Ватрен.

Мы, Мишель и я, отправились обратно на виллу Медичи.

Обернувшись в последний раз, я увидел, как Ватрен надевает на шею Причарду строгий ошейник, а Причард, похоже, даже не замечает, чем занят лесник.

Через час в дом вошел Ватрен.

— Двадцать семь минут! — крикнул он, едва увидев меня издали. — И, если бы кролик не убежал, пес до сих пор оставался бы на месте.

— Ну, Ватрен, что вы об этом скажете?

— Я же говорю, что стойка у него хорошая.

— Да, это уже известно. Но чему вам остается его научить?

— Одной вещи, которой вы сами обучите его не хуже, чем я, одному пустяку: приносить. Вы играючи научите его этому. Здесь нет необходимости во мне.

— Слышите, Мишель?

— О, это уже сделано, сударь, — ответил Мишель.

— Как сделано?

— Ну да, он приносит, словно ангел.

Этот ответ не дал мне достаточно ясного представления о том, как именно приносил Причард.

Но Мишель бросил ему свой носовой платок, и Причард принес платок.

Но Мишель бросил ему одного из двух кроликов Ватрена, и Причард принес кролика Ватрена.

Наконец Мишель отправился в курятник, принес оттуда яйцо и положил его на землю.

Причард принес яйцо, как приносил перед тем кролика и платок.

— Это животное умеет делать все, что ему положено уметь, — сказал Ватрен, — и ему недостает только практики.

— Что ж, Ватрен, второго сентября вы услышите от меня о Причарде.

— Подумать только, — сказал Ватрен, — что если бы вот этакого негодяя заставить охотиться под ружейным дулом, за него вполне можно было бы отдать пятьсот франков как один лиар.

— Это верно, Ватрен, — согласился я, — но забудьте об этом: Причард никогда не согласится.

В это время явились гости, которых я ждал, и Ватрен, одним из основных достоинств которого была скромность, удалился и тем самым положил конец нашей беседе, какой бы интересной она ни была.

Поговорим о том, что это были за гости, прервавшие важный разговор, происходивший между Мишелем, Ватреном и мной по поводу Причарда.

Это был Маке (только что пополнивший население моего обезьяньего дворца последним из Ледмануаров); с ним я в то время писал "Шевалье де Мезон-Ружа".

Это был де Фиенн, один из добрейших людей, каких я знаю, когда он не считает себя обязанным иметь литературное суждение.

Это была Атала Бошен, так прелестно исполнившая роль Энн Дэмби в "Кине"; она должна была с чувством сыграть Женевьеву в "Жирондистах".

Наконец, это был мой сын.

Я принял своих гостей, предоставив в их распоряжение весь дом от подвала до чердака, конюшню с четырьмя лошадьми, каретный сарай с тремя каретами, сад с курятником, обезьяньим дворцом, птичником, оранжереей, игрой в бочку и цветами.

Себе я оставил лишь маленький домик с цветными стеклами (я приладил к его стене стол, и летом он служил мне рабочим кабинетом).

Я предупредил своих гостей о новом обитателе дома по кличке Мутон и о том, что не следует слишком доверяться этому имени, известному мне в отличие от нрава его обладателя: он мне неведом.

Я показал его им: он сидел в аллее, качая головой, словно белый медведь, и глаза его сверкали красным пламенем, словно два карбункула.

Впрочем, до тех пор, пока с ним не искали ссоры, Мутон оставался совершенно безобидным.

Я поручил Александру показать гостям все.

Сам же я не мог развлекаться: мне надо было сочинить три фельетона.

Вовсе не хочу сказать, что сочинение фельетонов не забавляет меня, но, сочиняя их, я развлекаюсь не так, как прочие люди, их не сочиняющие.

Гости разбрелись по саду, и каждый выбрал, в соответствии со своими прихотями: кто обезьян, кто — птичник, одни отправились в оранжерею, другие — к курам.

На мне был охотничий костюм, и я поднялся к себе в спальню, чтобы переоблачиться в одежду одновременно и хозяина дома и труженика.