Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 40. Черный тюльпан. Капитан Памфил. История моих животных.

В тот же вечер я выехал в Париж, один заняв все переднее сиденье в дилижансе до Руана.

Говоря, что занял его один, я имел в виду себя, мою. мартышку и моего попугая.

От Руана до Пуаси я добрался по железной дороге, а от Пуаси до виллы Медичи — в двухместной берлине, которую нанял в столице графства короля Людовика Святого.

Мне нет необходимости говорить вам, что мадемуазель Дегарсен и Бюва еще не были так окрещены, поскольку я привык давать имена, прозвища и клички моим сотрапезникам, основываясь на их достоинствах или на физических и нравственных увечьях.

Они назывались просто "мартышка" и "ара".

— Скорее, скорее, Мишель! — сказал я, входя. — Вот вам клиенты.

Прибежавший Мишель принял из моих рук клетку мартышки и садок попугая, откуда его хвост торчал словно наконечник копья.

Я заменил на садок, заплатив за него три франка, жердочку, которая обошлась мне в двадцать су.

— Смотри-ка, — произнес Мишель. — Это самка сенегальской мартышки — cercopithecus saboea.

Я взглянул на Мишеля с глубочайшим изумлением.

— Что это вы сейчас сказали, Мишель?

— Cercopithecus saboea.

— Так вы знаете латынь, Мишель? Тогда вам бы надо поучить меня на досуге.

— Латыни я не знаю, но знаю свой "Словарь естественной истории".

— Ах, черт возьми! А это животное вы тоже знаете? — спросил я, вытащив попугая из его садка.

— Это? — сказал Мишель. — Еще бы мне его не знать! Это голубой ара — macrocercus ararauna. Ах, сударь, почему же вы не привезли самку вместе с самцом?

— Чего ради, Мишель, раз попугаи во Франции не размножаются?

— Вот в этом вы как раз ошибаетесь, — возразил он.

— Как, голубой ара размножается во Франции?

— Да, сударь, во Франции.

— На юге, может быть?

— Нет, сударь, для этого нет необходимости быть на юге.

— Тогда где же?

— В Кане, сударь.

— Что? В Кане?

— В Кане, в Кане, в Кане!

— Я не знал, что Кан расположен на такой широте, где попугаи способны размножаться. Сходите, Мишель, принесите мне Буйе.

Мишель принес мне словарь.

— "Каде де Гассикур" — не то… "Кадуцей" — не то… "Как" — совсем не то… "Кан"…

— Сейчас увидите, — пообещал Мишель.

Я стал читать:

— " Кадомус, главный город департамента Кальвадос, на. Орне и Одоне, в 223 километрах на запад от Парижа, 41 876 жителей. Королевский суд, суд первой инстанции и торговая палата…"

— Вот увидите, — сказал Мишель, — сейчас будет про попугаев.

— "Королевский коллеж; юридическая школа; академия…"

— Горячо!

— "Широкая торговля гипсом, солью, лесом… Захвачен англичанами в 1346 и 1417. Вновь отбит французами…" и так далее. " Родина Малерба, Лефевра, Шорона…" и так далее. "9 кантонов — Бургебюс, Виллер-Бокаж…" и так далее, "… и Кан, который считается за два; 205 коммун и 140 435 жителей. Кан был столицей Нижней Нормандии ". Вот и все, Мишель.

— Как! В вашем словаре не сказано, что ararauna, то есть голубой ара, размножается в Кане?

— Нет, Мишель, здесь этого не сказано.

— Ну, хорош же ваш словарь! Подождите, подождите, я схожу за другим, и вы увидите.

Действительно, через пять минут Мишель вернулся со своим "Словарем естественной истории".

— Вот увидите, вот увидите, — повторял Мишель, в свою очередь открывая словарь. — " Перитонит ", не то… "Перу", не то… " Попугай" — вот оно! "Попугаи моногамны…"

— Мишель, вы так хорошо знаете латынь; известно ли вам, что означает слово "моногамны"?

— Полагаю, это означает, что они могут петь на все лады.

— Нет, Мишель, нет, совсем другое; это значит, что у них всего по одной жене.

— А-а, — сказал Мишель, — вероятно, это происходит оттого, что они говорят, как мы… Смотрите, я нашел! "Долгое время считалось, что попугаи совершенно не размножаются в Европе, но доказано обратное…" и так далее и так далее "… одной парой голубых ара, жившей в Кане…" В Кане, вот видите, сударь…

— Честное слово, да, вижу.

— "Господин Ламуру сообщает нам подробности".

— Послушаем подробности господина Ламуру, Мишель.

Мишель продолжал:

— "Эти ара с марта 1818 года по август 1822, что составляет четыре с половиной года, снесли шестьдесят два яйца за девять кладок…"

— Мишель, я вовсе не говорил, что ара не могут класть яйца; я сказал…

— "Из этого числа , — продолжал Мишель, — двадцать пять яиц произвели птенцов, из которых только десять умерли. Остальные выжили и превосходно акклиматизировались…"

— Мишель, я признаю, что у меня были ложные представления о попугаях ара…

— " Они неслись не различая времени года , — продолжал Мишель, — и кладки последних лет были более продуктивными, чем в первые годы…"

— Мишель, мне больше нечего возразить…

— "Количество яиц в гнезде менялось. Их могло быть до шести одновременно …"

— Мишель, я сдаюсь…

— Только известно ли вам, сударь, — спросил Мишель, закрыв книгу, — что не следует давать ему горький миндаль и петрушку?

— Горький миндаль — это понятно, — ответил я, — он содержит синильную кислоту; но петрушка?

Мишель, заложивший книгу большим пальцем, снова ее открыл:

— " Петрушка и горький миндаль , — прочел он, — смертельный яд для попугаев".

— Хорошо, Мишель, я этого не забуду.

Я так хорошо это запомнил, что некоторое время спустя, услышав о внезапной кончине г-на Персиля, воскликнул:

— Ах, Боже мой! Должно быть, он поел попугаев?

К счастью, на следующий день это известие было опровергнуто.

Я был поражен ученостью Мишеля: он знал наизусть "Словарь естественной истории".

Однажды я ехал в кабриолете с одним из моих друзей. Это было во времена старых кабриолетов, в которых вы сидели рядом с кучером.

Не знаю, по какому случаю я сказал моему другу, что родился в департаменте Эна.

— Ах, вы из департамента Эна? — спросил кучер.

— Да. Вам это почему-либо неприятно?

— Нет, сударь, совсем напротив.

Вопрос кучера и его ответ были одинаково темны для меня.

Почему этот кучер так воскликнул, узнав, что я из департамента Эна? И почему ему было особенно приятно — его "совсем напротив" заставляло меня в это поверить, — почему ему было особенно приятно, что я уроженец этого департамента, а не какого-нибудь другого из восьмидесяти пяти остальных?

Именно эти вопросы я, несомненно, задал бы ему, если бы мы были одни; но, слишком занятый тем, что говорил мой сосед, я пустил свое любопытство галопом, и, поскольку лошадь наша плелась шагом, оно опередило нас, и я не смог его догнать.