Питер Франкопан - Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий

Спустя две недели после встречи, в канун Рождества 1979 года, советские войска начали переправляться через границу в рамках операции «Буря 333». Это не вторжение, заявил Устинов командирам, ведущим войска через границу. Это повторялось снова и снова советскими дипломатами и политиками в течение следующего десятилетия. Как заявлялось, это была попытка восстановить равновесие, так как «политическая и военная ситуация на Ближнем Востоке» была нестабильна и правительство в Кабуле попросило «обеспечить международную помощь дружественному афганскому народу» [1931] Цитируется по Ляховский А. Трагедия и доблесть Афгана, с. 252. .

С точки зрения Вашингтона, нельзя было подобрать момент хуже, чем этот. Хотя Советы и опасались расширения США в Афганистане, стало очевидно, насколько слаба позиция американцев в регионе. После того как шах вылетел из Тегерана в начале 1979 года, он переезжал из одной страны в другую в поисках постоянного места жительства. К осени президент Картер был убежден старшими членами своей администрации позволить умирающему человеку, который был убежденным другом США, въехать в страну, чтобы получить медицинскую помощь. Во время обсуждения новый министр иностранных дел Хомейни прямо сказал советникам президента: «…таким образом вы открываете ящик Пандоры» [1932] Бжезинский преуменьшал подобные предупреждения, Power and Principle , рр. 472–475; Vance, Hard Choices , рр. 372–373; Glad, Outsider in the White House , рр. 176–177. . Записи Белого дома показывают, что Картер был осведомлен о том, насколько высоки были ставки в случае предоставления шаху разрешения на въезд в США. «Как вы, ребята, посоветуете мне поступить, если [иранцы] захватят наше посольство и возьмут в заложники наших людей?» – спросил президент. Однако он не получил ответа на этот вопрос [1933] D. Harris, The Crisis: The President, the Prophet, and the Shah: 1979 and the Coming of Militant Islam (New York, 2004), р. 193. .

4 ноября, через две недели после того, как шах обратился в Cornell Medical Center в Нью-Йорке, воинствующие иранские студенты одолели охрану в американском посольстве в Тегеране и захватили контроль над посольством, взяв в заложники около шестидесяти человек дипломатического персонала. Хотя первоначальной целью, кажется, было выдвинуть короткий, но резкий протест по поводу решения о приеме шаха в США, ситуация резко обострилась [1934] Там же, рр. 199–200. . 5 ноября аятолла Хомейни прокомментировал ситуацию в посольстве. Он не жонглировал словами, не говоря уже о призывах к спокойствию. Посольства Тегерана, заявил он, были рассадниками «тайных заговорщиков, (которые) вынашивают идеи» о разрушении Исламской республики Иран. Главным организатором этих заговоров, продолжал он, был «великий Сатана Америка». С этими словами он призвал США передать «предателя», чтобы он мог предстать перед судом [1935] Farber, Taken Hostage , рр. 41–42. .

Первоначальные усилия США, чтобы разрядить обстановку, были абсурдны и хаотичны. Посланника, у которого было личное обращение от президента к Хомейни, не допустили до аудиенции с аятоллой, и он не смог доставить письмо. Как выяснилось потом, что еще один посланник был уполномочен открыть переговоры с Организацией освобождения Палестины (ООП), члены которой отвечали за многие террористические атаки, такие как бойня на Мюнхенской Олимпиаде, и основной целью которой было создание палестинского государства за счет Израиля.

Еще более неловким, чем раскрытие того, что США пытаются использовать ООП в качестве канала для достижения контроля над Ираном, стало известие, что иранцы сами отказались позволить ООП играть посредническую роль в кризисе [1936] Saunders, ‘Diplomacy and Pressure, November 1979 – May 1980’, in W. Christopher (ed.), American Hostages in Iran: Conduct of a Crisis (New Haven, 1985), рр. 78–79. .

Президент Картер пришел к выводу, что необходимо принять более решительные меры, которые бы позволили не только урегулировать ситуацию с заложниками, но и заявить о том, что, хотя шах пал, США были силой, с которой нельзя не считаться в центре Азии. 12 ноября 1979 года в попытке оказать на режим Хомейни финансовое давление он объявил эмбарго на иранскую нефть. «Никто, – пояснил он запрет на импорт, – не должен недооценивать решимость американского правительства и американского народа» [1937] H. Alikhani, Sanctioning Iran: Anatomy of a Failed Policy (New York, 2001), р. 67. . Два дня спустя президент пошел еще дальше, выпустив распоряжение о заморозке 12 миллиардов активов Ирана. Эти энергичные действия положительно сказались на внутреннем рынке, а популярность президента Картера, согласно опросу Gallup, резко возросла [1938] ‘Rivals doubt Carter will retain poll gains after Iran crisis’, Washington Post , 17 December 1979. См. здесь C. Emery, ‘The Transatlantic and Cold War Dynamics of Iran Sanctions, 1979–1980’, Cold War History 10.3 (2010), рр. 374–376. .

Бряцание оружием, однако, оказалось малоэффективным. Эмбарго на нефть было отклонено Тегераном как несущественный факт. «Мир нуждается в нефти, – заявил аятолла через неделю после объявления Картера. – Мир не нуждается в Америке. Другие страны повернутся к тем из нас, у кого есть нефть, а вовсе не к вам» [1939] ‘Text of Khomeini speech’, 20 November 1979, NSC memo to President Carter, цитируется по Emery, ‘Iran Sanctions’, р. 374. . С логистической точки зрения, применить эмбарго было не так просто, учитывая, что иранская нефть часто передавалась посредством третьей стороны и по-прежнему могла попасть в США. То, что бойкот и давление на поставки угрожали повышением цен на нефть, сыграло на руку иранскому режиму за счет повышения его доходов [1940] Там же. .

Захват активов напугал многих в арабоговорящем мире, кто был обеспокоен предшествующими действиями США. Противостояние обострило политические разногласия с такими странами, как Саудовская Аравия, которая не встречалась с Вашингтоном с глазу на глаз по поводу политики на Ближнем Востоке, особенно в отношении Израиля [1941] Там же, р. 375. . В отчете ЦРУ, подготовленном через несколько недель после введения эмбарго, был сделан вывод, что «нынешние экономические трудности вряд ли будут иметь положительный эффект; их воздействие может быть отрицательным» [1942] ‘The Hostage Situation’, Memo from the Director of Central Intelligence, 9 January 1980, цитируется по Emery, ‘Iran Sanctions’, р. 380. .

Кроме того, многие западные страны не желали втягиваться в эскалацию кризиса с Тегераном. «Вскоре стало очевидным, – писал Картер, – что даже наши ближайшие союзники в Европе не собираются подвергать себя потенциальным нефтяным бойкотам или ставить под угрозу дипломатические договоренности ради американских заложников». Единственный способ привести умы в порядок – создать «прямую угрозу дальнейших шагов со стороны Соединенных Штатов» [1943] Carter, Keeping Faith , р. 475. . Министр обороны Картера Сайрус Вэнс тем не менее отправился в турне по Западной Европе с сообщением, что, если санкции в отношении Ирана не будут введены, США предпримут односторонние действия, в том числе минирование Персидского залива, если это необходимо [1944] Там же; а также G. Sick, ‘Military Operations and Constraints’, in Christopher, American Hostages in Iran , рр. 144–172. . Это, естественно, оказало влияние на цены на нефть и, следовательно, на развитые страны. Для того чтобы оказать давление на Тегеран, Вашингтону пришлось угрожать своим собственным сторонникам.