Питер Франкопан - Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий

Неумелая эфиопская военная экспедиция на побережье Красного моря, проведенная в самом начале VI столетия, целью которой было сместить правителя-иудея и посадить на его место христианскую марионетку, окончилась жестокими репрессиями и попытками уничтожить всех христиан в царстве. Церкви были разрушены и превращены в синагоги. Сотни христиан были арестованы и казнены. Так, например, 200 христиан, которые спрятались в храме, были просто сожжены заживо. Все это было воспринято царем с ликованием. Он разослал множество писем по всей Аравии, радуясь тому, какое страдание он причинил [275] G. Bowersock, The Throne of Adulis: Red Sea Wars on the Eve of Islam (Oxford, 2013), рр. 78–91. .

Зороастрийские священники также отреагировали на успехи христиан в империи Сасанидов, особенно после нескольких случаев смены религии правящей элитой. Это выразилось в серии агрессивных нападений на христианские общины, включая случаи мученичества [276] Brock, ‘Church of the East’, р. 73. . В свою очередь, христиане начали распространять истории с моралью. Одной из самых известных стала история о Кардахе, блестящем молодом человеке, который охотился как персидский царь, мог вести дискуссии наравне с греческими философами, но оставил перспективную карьеру губернатора, чтобы принять христианство. Юноша был приговорен к смерти и бежал из плена, но затем увидел сон, смысл которого гласил, что лучше умереть за свою веру, чем сражаться. Его казнь, во время которой его отец бросил в него первый камень, была увековечена в прекрасной, длинной истории, целью которой было воодушевить тех, кто стал бы искать утешения в христианстве [277] Walker, The Legend of Mar Qardagh ; text, рр. 19–69. .

Частично успех христианства объясняется энергичной работой евангельской миссии. Энтузиазм ее представителей, правда, был приправлен долей реализма. Тексты, датированные началом VII века, описывают, что священнослужители трудились в поте лица, чтобы согласовать свои идеи с буддистскими, если не в виде выжимки, то по крайней мере в виде отдельных, упрощенных идей. Образ Святого духа, как писал один из миссионеров, добравшихся до Китая, абсолютно соответствовал тому, во что уже верили местные: «Все воплощения Будды витают повсюду вместе с порывами ветра (так же как и Святой дух), и нет в целом мире места, куда ветру нет доступа». Точно так же, продолжал он, Бог отвечал за бессмертие и вечное счастье с сотворения мира. Таким образом, человек всегда будет чтить Будду [278] Y. Saeki, The Nestorian Documents and Relics in China (2nd edn, Tokyo, 1951), рр. 126–127; D. Scott, ‘Christian Responses to Buddhism in Pre-Medieval Times’, Numen 32.1 (1985), рр. 91–92. . Христианство не просто было совместимо с буддизмом, честно говоря, оно и было буддизмом.

Были предприняты попытки кодифицировать слияние буддистских и христианских идей, создавая новое евангелие, которое было способно просто и доступно объяснить сложные догмы и в то же время содействовало дальнейшему продвижению христианства в Азии. В таком философском подходе проявляется теологическая логика, которую обычно называют гностицизмом. Утверждалось, что проповеди должны быть понятны широким слоям населения, в них должны использоваться общедоступные культурные ориентиры и язык, чтобы донести свою мысль [279] См. E. Pagels, The Gnostic Gospels (New York, 1979); H. – J. Klimkeit, Gnosis on the Silk Road: Gnostic Texts from Central Asia (San Francisco, 1993); K. King, What is Gnosticism? (Cambridge, MA, 2003). . Неудивительно, что христианство нашло отклик у народа: эти идеи были понятны и знакомы многим.

Другие культы, верования и секты также извлекли из этого пользу. Учение Маздака, харизматичного проповедника, оказалось чрезвычайно популярно в конце V – начале VI века. Конечно же, на его последователей обрушилась резкая критика христиан и зороастрийцев. Мироощущение и практики учения Маздака, начиная с того, что его последователи ели, и заканчивая их предполагаемой приверженностью к групповому сексу, всячески поносили. Кстати, согласно изученным материалам, Маздак проповедовал аскетичный образ жизни, который имел значительные расхождения с буддистским отношением к богатству и хорошо отлаженным христианским аскетизмом [280] Р. Crone, ‘Zoroastrian Communism’, Comparative Studies in Society and History 36.4 (1994), 447–462; G. Gnoli, ‘Nuovi studi sul Mazdakismo’, in Convegno internazionale: la Persia e Bisanzio (Rome, 2004), рр. 439–456. .

В такой конкурентной духовной среде было очень важно защитить свою интеллектуальную и физическую территорию. Китайский путешественник, который проезжал через Самарканд в VI веке, отметил, что местное население очень негативно относится к принятию закона Будды и буквально «огнем» гонит любого буддиста, который захотел бы просить у них убежища [281] Hui Li, Life of Hiuen-tsang , tr. Samuel Beal (Westport, CT, 1973), р. 45. . В этом конкретном случае холодная встреча не имела тяжелых последствий. Посетителю было позволено провести встречу, и, в конце концов, благодаря своей харизме, силе убеждения и хорошим аргументам он сумел убедить некоторых жителей обратиться в буддизм [282] Там же, р. 46; R. Foltz, ‘When was Central Asia Zoroastrian?’, Mankind Quarterly (1988), рр. 189–200. .

Лишь немногие понимали важность обнародования предметов культа больше, чем буддисты. Еще один китайский паломник, который добрался до Центральной Азии в поисках текстов на санскрите для их дальнейшего изучения, с удивлением смотрел на священные реликвии, которым поклонялось население Балха. Среди них был зуб Будды, лохань, в которой он мылся, и щетка для подметания, сделанная из дерева и декорированная драгоценными камнями [283] S. Beal, Buddhist Records of the Western World (New Delhi, 1969), рр. 44–46. .

Однако были и более впечатляющие объекты, призванные завоёвывать умы и сердца. Пещерные храмы стали центрами, которые несли духовные послания. То, что они находились на основных торговых путях и совмещали религиозное просвещение с торговлей и туризмом, традиционно умалчивалось. Комплекс в пещерах Элефанта на берегу Мумбаи и пещеры Эллора на севере Индии – прекрасные тому примеры. Украшенные изысканной резьбой и изображениями божеств, они были созданы, чтобы продемонстрировать моральное и теологическое превосходство религии, в данном случае индуизма [284] G. Mitchell and S. Johar, ‘The Maratha Complex at Ellora’, Modern Asian Studies 28.1 (2012), рр. 69–88. .

Здесь наблюдается очевидная параллель с городом Бамиан (на территории современного Афганистана). Он находился на пересечении дорог, соединяющих Индию на юге, Бактрию на севере и Персию на западе. В Бамиане существовал комплекс из 751 пещеры, которые были украшены огромными фигурами Будды [285] Раскопки и исследования были проведены в 1970-х годах командами из Японии и Афганистана, см. T. Higuchi, Japan-Afghanistan Joint Archaeological Survey 1974, 1976, 1978 (Kyoto, 1976–1980). . Две статуи, одна высотой 180 футов, другая, более ранняя, высотой примерно в две трети первой, были вырезаны в камне и простояли в просторных нишах пещер полторы тысячи лет, пока в 2001 году не были разрушены талибами. Такой всплеск культурной дикости может быть сравним с разрушением религиозных сооружений и артефактов в Британии и Северной Европе в период Реформации [286] О датировании комплекса Бамиан с 600 года, см. D. Klimburg-Salter, ‘Buddhist Painting in the Hindu Kush c. VIIth to Xth Centuries: Reflections of the Co-existence of Pre-Islamic and Islamic Artistic Cultures during the Early Centuries of the Islamic Era’, in E. de la Vaissière, Islamisation de l’Asie Centrale: processus locaux d’acculturation du VIIe au XIe siècle (Paris, 2008), рр. 140–142; также см. F. Flood, ‘Between Cult and Culture: Bamiyan, Islamic Iconoclasm, and the Museum’, Art Bulletin 84.4 (2002), р. 641ff. Информация есть также здесь L. Morgan, The Buddhas of Bamiyan (London, 2012). .