Питер Франкопан - Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий

Это прекрасно отражено в замечательном тексте, написанном в Константинополе в X веке. Работа описывает, как была организована жизнь в одном из важнейших регионов на севере Черного моря. Печенеги делились на 8 племен, которые, в свою очередь, были поделены на 40 групп поменьше. У каждой из них была четко очерченная территория, которой можно было пользоваться. Кочевая жизнь не означала, что жизнь племени была дезорганизована [478] Constantine Porphyrogenitus, De Administrando Imperio , ed. G. Moravcsik, tr. R. Jenkins (Washington, DC, 1967), 37, рр. 166–170. .

Хотя современные исследователи, путешественники, географы и историки, которые интересовались степью, были очарованы образом жизни кочевников и их привычками, их также интересовал экономический вклад, сделанный кочевниками. Особенно в сфере сельского хозяйства. Степь обеспечивала оседлые сообщества разными товарами и услугами. Племя гузов, по подсчетам ибн Фадлана, имело во владении 10 000 лошадей и в десять раз больше овец. Даже если не оперировать конкретными цифрами, масштабы были впечатляющими [479] Ibn Faḍlān, ‘Book of Ahmad ibn Faḍlān’, р. 22. Некоторые ученые преуменьшают значение кочевого скотоводства в степи, см. Б. Заходер, Каспийский свод сведений о Восточной Европе : В 2-х т. – М., 1962. – Т. 1 – С. 139–140. .

Лошади были жизненно важной частью экономики. Это ясно из источников, в которых говорится о большом количестве лошадей, которых основные племена степи могли выставить на поле боя. Они выращивались на коммерческой основе, если судить по отчетам об уничтожении конезаводов арабскими налетчиками в VIII веке, а также, судя по костям, найденным археологами на севере Черного моря [480] D. Dunlop, The History of the Jewish Khazars (Princeton, 1954), р. 83; Баранов Л. Таврика в эпоху раннего средневековья (салтово-маятская культура). – Киев, 1990. – С. 76–79. . Сельское хозяйство также стало неотъемлемой частью степной экономики. Культуры высаживались в низовьях Волги, где было множество пропашных полей и садов [481] A. Martinez, ‘Gardīzī’s Two Chapters on the Turks’, Archivum Eurasiae Medii Aevi 2 (1982), р. 155; T. Noonan, ‘Some Observations on the Economy of the Khazar Khaganate’, in Р. Golden, H. Ben-Shammai and A. Róna-Tas (eds), The World of the Khazars (Leiden, 2007), рр. 214–215. . Согласно археологическим находкам в Крыму, в то время в значительных объемах высаживали пшеницу, просо и рожь [482] Баранов, Таврика, с. 72–76. . На рынках на юге также продавались фундук, соколы и мечи [483] Al-Muqaddasī, in Land of Darkness , рр. 169–170. . Кроме того, кочевники торговали воском и медом. Считалось, что мед вырабатывает устойчивость к холоду [484] Abū Hāmid, ‘Travels’, р. 67. . Янтарь, который тоже продавался в огромных количествах, свозили не только из степей, но и из Западной Европы. Один из известных историков даже ввел термин «янтарный след», чтобы описать пути, по которым затвердевшая смола попадала к восторженным покупателям на Востоке [485] McCormick, Origins of the European Economy , рр. 369–384. .

Кроме всего прочего, процветала торговля шкурками животных. Меха высоко ценили за их тепло и статус, который они давали своим владельцам [486] J. Howard-Johnston, ‘Trading in Fur, from Classical Antiquity to the Early Middle Ages’, in E. Cameron (ed.), Leather and Fur: Aspects of Early Medieval Trade and Technology (London, 1998), рр. 65–79. . Один из халифов VIII века зашел так далеко, что повелел провести ряд экспериментов по заморозке различных видов меха, чтобы понять, какой из них обеспечивает наилучшую защиту от экстремальных погодных условий. Согласно одному из арабских авторов, он заполнил несколько резервуаров с водой и оставил их на ночь на морозе. «Утром он повелел принести их (резервуары). Все они замерзли, кроме одного, того, в котором был мех черной лисы. Таким образом, он понял, какой мех был самым теплым и сухим» [487] Mas ʿ ūdī, Kitāb al-tanbīh wa-al-ishrāf , tr. Lunde and Stone, ‘The Meadows of Gold and Mines of Precious Gems’, Land of Darkness , р. 161. .

Мусульманские купцы различали разные шкурки животных и назначали цены соответственно этому. Один из авторов X века упоминает об импорте из степи соболей, белок, горностаев, норок, лис, куниц, бобров и даже зайцев. Все это потом распродавалось торговцами, у которых было чутье, как сделать на этом деньги [488] Muqaddasī, Aḥsanu-t-taqāsīm fī ma ʿ rifati-l-aqālīm , tr. Lunde and Stone, ‘Best Divisions for the Knowledge of the Provinces’, Land of Darkness , р. 169. . В некоторых частях степи шкурки использовались наряду с местной валютой, ими рассчитывались по фиксированному курсу. Восемнадцать старых беличьих шкурок можно было обменять на серебряную монету, а одна шкурка стоила «кусок отменного хлеба, достаточно большой, чтобы накормить крупного мужчину». Для наблюдателей это было непостижимо: «В любой другой стране даже за огромное количество товаров нельзя купить и фасолину» [489] Abū Hāmid, ‘Travels’, р. 75. . И все-таки была очевидная логика в такой системе расчетов: иметь средства для обмена важно для общества, которое взаимодействовало с другими и у которого не было центрального казначейства для масштабной чеканки монет. Поэтому в немонетизированной экономике шкурки и меха служили в качестве средства оплаты.

Согласно одному из историков, каждый год из степи экспортировали около полумиллиона шкурок. При расширении империи ислама появились новые пути сообщения и новые торговые пути. Создание «пути мехов» в степи и лесных зонах на севере стало результатом увеличения благосостояния мусульман после великих завоеваний VII–VIII веков [490] R. Kovalev, ‘The Infrastructure of the Northern Part of the “Fur Road” between the Middle Volga and the East during the Middle Ages’, Archivum Eurasiae Medii Aevi 11 (2000–2001), рр. 25–64. .

Неудивительно, что близость к исламской империи была важна. Возможность доставки на рынок животных, их шкур и других товаров имела решающее значение. Самыми богатыми были те кочевые племена, которые были удачно расположены и могли активно торговать с оседлым миром. Точно так же и города, которые находились ближе к степи, могли быстро разбогатеть. Одним из главных выгодоприобретателей стал город Мерв, современники даже описывали его как «мать мира».

Находясь в южной части степей, он был превосходно расположен для того, чтобы вести дела с кочевыми племенами, а также служить в качестве важнейшей точки оси, проходящей через «хребет» Евразии. По словам одного из авторов, это был «восхитительный, элегантный, блестящий, большой и очень приятный глазу город» [491] Muqaddasī, Best Division of Knowledge , р. 252. . В свою очередь, город Рей, который находился западнее, был известен как «врата торговли», «суженый земли» и «самое прекрасное творение земли» [492] Ibn al-Faqīh, Land of Darkness , р. 113. . Балхи же во всем соперничал с миром мусульман. Здесь были прекрасные улицы, роскошные здания, чистая проточная вода, а благодаря оживленной торговле и высокой конкуренции – низкие цены на товары потребления [493] al-Muqaddasī, Best Division of Knowledge , р. 245. .

Как рябь от камня, брошенного в воду, ощущался эффект от близости к рынкам. За возможность доступа к рынкам и их выгодам нужно было платить. Богатства, поставленные на карту, были столь велики, что атмосфера между племенами накалилась. Борьба за лучшие пастбища и лучшие источники усиливалась соперничеством за доступ к городам и лучшим торговым путям империи. Это могло привести к одному из двух возможных последствий: напряжение могло нарастать и в конце концов вылилось бы в насильственное разделение территорий или же племена могли объединиться. То есть перед кочевниками стоял выбор – сражаться друг с другом или объединяться.