Питер Франкопан - Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий

Фармакопея – свод правил по смешиванию и созданию лекарств. В нем описаны эксперименты с использованием лемонграса, семени мирта, тмина и винного уксуса, сельдерея и нарда [453] E. Lev and L. Chipman, ‘A Fragment of a Judaeo-Arabic Manuscript of Sābūr b. Sahl’s Al-Aqrābādhīn al-Ṣaghīr Found in the Taylor-Schechter Cairo Genizah Collection’, Medieval Encounters 13 (2007), рр. 347–362. . Другие работали над проблемами оптики вместе с ибн аль-Хайсамом, ученым, который жил в Египте. Он написал исследование, в котором описал не только связь между мозгом и зрением, но и разницу между восприятием и знанием [454] Ibn al-Haytham, The Optics of Ibn al-Haytham, Books I–III: On Direct Vision , tr. A. Sabra, 2 vols (London, 1989). .

Еще один ученый – Абу аль-Бируни – установил, что мир вращается вокруг Солнца, а также вокруг своей оси. Такой эрудит, как Абу Али Хусейн ибн Абдаллах ибн аль-Хасан ибн Али ибн Сина, известный на Западе как Авиценна, писал труды по логике, теологии, математике, медицине и философии. В каждой работе отражается его ум и честность, все его труды отличаются ясностью. «Я читал Метафизику Аристотеля, – писал он, – но так и не смог понять содержание… даже когда я начал снова и прочитал эту книгу сорок раз, я дошел до того, что заучил ее». Это книга, добавил он, послужит утешением тем, кто изучает этот сложный текст, «который невозможно понять». Случайно оказавшись у лотка продавца книг на рынке, он приобрел анализ работ Аристотеля, автором которого являлся Абу Наср аль-Фараби, еще один выдающийся мыслитель того времени. Внезапно все встало на свои места. «Я радовался этому, – писал ибн Сина, – и на следующий день я раздал большую милостыню бедным в благодарность Всевышнему» [455] W. Gohlman, The Life of Ibn Sina: A Critical Edition and Annotated Translation (New York, 1974), р. 35. .

Затем появились исследования из Индии, включая работы по таким наукам, как математика и астрология, написанные на санскрите, над которыми корпели гениальные люди, например, аль-Хорезми, который с восторгом отметил простоту системы исчисления, которая позволяла ввести математическую концепцию ноля. Это послужило основой для изменений в алгебре, прикладной математике, тригонометрии и астрономии. Последнее было продиктовано практической необходимостью узнать, в какой стороне находится Мекка, чтобы верующие в своих молитвах могли обращаться в нужном направлении.

Ученые гордились не только тем, что они собирали материалы со всех уголков Земли и изучали их, но также и тем, что они их переводили. «Исследования индусов переведены (на арабский язык), мудрость греков переведена, литература персов передана (и нам в том числе), – писал один из авторов, – в результате красота многих работ сильно возросла». «Как жаль, – делился он, – что арабский язык настолько утонченный, что переводить тексты на него практически невозможно» [456] al-Jāḥiẓ, Kitāb al-Ḥayawān , cited by Pormann and Savage-Smith, Medieval Islamic Medicine, р. 23. .

Это было золотое время, когда такие выдающиеся люди, как, например, аль-Кинди, раздвигали границы философии и других наук. В то же самое время появились и выдающиеся женщины, такие как поэтесса X века, известная как Робиаи Балхи. Она жила на территории современного Афганистана, а в Кабуле в ее честь назван роддом. Мехсети Гянджеви, еще одна выдающаяся поэтесса, творила на персидском языке [457] Mahsatī, Mahsati Ganjavi: la luna e le perle , tr. R. Bargigli (Milan, 1999); а также Bagherzadeh, ‘Mahsati Ganjavi et les potiers de Rey’, in Varia Turcica 19 (1992), рр. 161–176. .

В то время как мусульманский мир наслаждался инновациями, прогрессом и новыми идеями, большая часть христианской Европы была ввергнута во тьму, была буквально парализована из-за отсутствия ресурсов и недостатка любопытства. Святой Августин был враждебно настроен к разного рода исследованиям. «Люди хотят знать только ради самого знания, – писал он пренебрежительно, – хотя это знание не имеет для них никакой ценности». Любопытство, по его мнению, было не чем иным, как болезнью [458] Augustine, The Confessions of St Augustine , tr. F. Sheed (New York, 1942), р. 247. .

Это презрение к наукам и ученым озадачило мусульманских исследователей, которые очень уважали Птолемея и Евклида, Гомера и Аристотеля. Многие из них даже не сомневались, кого следует в этом винить. Древние греки и римляне, как писал историк аль-Масуди, позволили наукам процветать, но затем они приняли христианство. Сделав это, они «стерли все знаки (обучения), уничтожили его следы и разрушили его пути» [459] al-Mas ʿ ūdī, цитируется по Gutas, Greek Thought, Arabic Culture , р. 89. . Науку победила вера. Это была почти полная противоположность тому миру, который мы видим сейчас. Фундаменталистами были не мусульмане, а христиане. Те, чьи умы были открыты, любопытны и щедры, жили на Востоке, а не в Европе. Как говорил один из авторов, когда дело дошло до описания немусульманских стран, «мы не вводили их (в нашей книге), потому что мы не видим никакой пользы в их описании». Они напоминали интеллектуальное болото [460] Muqaddasī, Best Divisions for Knowledge , р. 8. .

Картина просветления и культурной утонченности также нашла свое отражение в отношении к малым культурам и религиям. В мусульманской Испании влияние вестготов проявилось в архитектурном стиле, оно воспринималось как продолжение недавнего прошлого и, соответственно, не несло в себе ни агрессивного, ни триумфального посыла [461] M. Barrucand and A. Bednorz, Moorish Architecture in Andalusia (Cologne, 1999), р. 40. . В письмах, отправленных Тимофеем, главой Багдадской восточной церкви в конце VIII – начале IX века, описан мир, в котором старшие христианские священнослужители находятся в хороших отношениях с самим халифом, где христиане могут рассылать миссии в Индию, Китай и Тибет, а также в степи, при этом добиваясь больших успехов [462] Например, M. Dickens, ‘Patriarch Timothy II and the Metropolitan of the Turks’, Journal of the Royal Asiatic Society 20.2 (2010), рр. 117–139. . Такая же система наблюдалась и в Северной Африке, где еще сохранились христианские и еврейские общины. Более того, они процветали еще долгое время после того, как были завоеваны мусульманами [463] Conant, Staying Roman , рр. 362–370. .

В такой ситуации очень легко потерять контроль. Несмотря на видимое единство в рамках одной религии, в исламском мире наблюдался раскол. В самом начале 900-х годов существовало три основных политических исламских центра. Один из них находился в Кордобе в Испании, другой – в Египте в верховьях Нила, а третий – в Месопотамии, занимая большую часть Аравийского полуострова. Все они боролись друг с другом как по вопросам религии, так и по вопросам власти и влияния. Раскол в исламском мире произошел в течение жизни одного поколения после смерти Мухаммеда. Появились мятежники, которые стремились доказать свой статус непосредственных преемников пророка после его смерти. Очень быстро образовалось два лагеря, которые отстаивали, соответственно, суннитскую и шиитскую интерпретацию учения. Последние утверждали, что только наследник Али, двоюродного брата пророка и его воспитанник, может стать халифом, в то время как первые настаивали на более широком понимании учения.