Александр Жолковский - Поэтика за чайным столом и другие разборы

Семантическая связь слов правда и неужели очевидна, но, как правда появляется в СИИ иногда без неужели, так и неужели встречается отдельно от правды :

НЕУЖЕЛИ:— Господа! <���…> Иван Ильич-то умер. — Неужели?; Этот случай испугал его. Неужелия так умственно ослабел? — сказал он себе; Так где же я буду, когда меня не будет? Неужелисмерть?; Неужелисмерть? Опять на него нашел ужас.

Идея «последней правды», завершающая ПЗ, подспудно проходит через все стихотворение, открывающееся проблематизацией «дикого слова я» и настойчиво разрабатывающее метаязыковую тематику, ср. слова: ответом, поэтам, споры, разговоры, молчать, шутить, говорящего [190].

Некоторые соответствующие параллели из СИИ приведены выше, теперь стоит сказать, что слово слово встречается там более десятка раз, причем систематически в инвариантном толстовском повороте «лживости слов», сквозь которые лишь с приближением неизбежной смерти проглядывает правда.

СЛОВО:Все происходило с чистыми руками, в чистых рубашках, с французскими словамии <���…> с одобрением высоко стоящих людей; Иван Ильич чувствовал, что <���…> ему стоит только написать известные слова на бумаге с заголовком, и этого <���…> самодовольного человека приведут к нему в качестве обвиняемого; <���…> он <���…> перебирал все, что говорилдоктор, стараясь все эти запутанные, неясные научные словаперевести на простой язык и прочесть в них ответ<���…> очень ли плохо мне, или еще ничего; И он <���…> вступал в разговорыс товарищами <���…> произносил известные словаи начинал дело. Но <���…> боль в боку, не обращая никакого внимания на период развития дела, начинала свое сосущее дело; Когда он увидал утром лакея, потом жену, потом дочь, потом доктора, — каждое их движение, каждое их словоподтверждало для него ужасную истину, открывшуюся ему ночью <���…> ужасный огромный обман, закрывающий и жизнь и смерть; Кончено! — сказал кто-то над ним. Он услыхал эти словаи повторил их в своей душе. «Кончена смерть, — сказал он себе».

Мотивный кластер «слово/зеркало/неужели/правда» явно связывает два текста, но в принципе связь эта может объясняться типологически — как закономерное структурное сходство, определяющееся общностью экзистенциальной темы, а не генетически — прямым текстуальным родством. В пользу последнего говорят, однако, совершенно уже детальные поверхностные переклички, к которым мы и перейдем.

РАЗВЕ МАМА…:В глубине души Иван Ильич знал, что он умирает, но <���…> никак не мог понять этого. Тотпример силлогизма, которому он учился в логике Кизеветера: Кай — человек, люди смертны, потому Кай смертен, казался ему во всю его жизнь правильным только по отношению к Каю, но никак не к нему. То был Кай-человек, вообще человек, и это было совершенно справедливо; но он был неКай и не вообще человек, а он всегда былсовсем, совсем особенное от всех других существо; он был Ваня с мама, с папа, с Митей и Володей, с игрушками, кучером, с няней, потом с Катенькой, со всеми радостями, горестями, восторгами детства, юности, молодости. Разведля Кая был тотзапах кожаного с полосками мячика, который так любилВаня! РазвеКай целовал такруку материи разведля Кая такшуршал шелк складок платья матери? Развеон бунтовал за пирожки в Правоведении? РазвеКай так былвлюблен? РазвеКай такмог вести заседание? И Кай точно смертен, и ему правильно умирать, но мне, Ване, Ивану Ильичу, со всеми моими чувствами, мыслями, — мне это другое дело <���…> Это было бы слишком ужасно…

Многослойное смысловое и словесное родство этого знаменитого пассажа с ПЗ очевидно: тут и упорный отказ от осознания своего реального состояния, и настойчивое разве [191], и дважды упомянутая мать, и мотивы беззаботного детства и юности, и ряд других (выделенных мной) слов, включая служебные, но очень характерные повторяющиеся по несколько раз так (ср. в ПЗ такой ) и тот. Анафорическое разве (проходящее в ПЗ трижды, а в СИИ шесть раз) образует, вместе с близким ему по смыслу и речевой роли неужели (примеры см. выше), основу риторико-мелодической композиции ПЗ, включающей еще несколько подобных слов, которые придают тексту характер возбужденного диалога с воображаемым собеседником, каковым по сути является второе, отвергаемое «я» говорящего: Что за — Неужели — Разве — Разве — Разве — Впрочем — А глядишь — Да… В сочетании с прочими мотивными и словесными перекличками этот кластер представляется окончательным доказательством непосредственной опоры Ходасевича на толстовский текст.

Разумеется, СИИ не может претендовать на роль единственного источника ПЗ. Примечательна, в частности, перекличка ПЗ с «Унижением» Блока (1911/1913) [192], которое написано тем же размером (АнЗмж) и тоже развертывает серию разве :

Разведом этот — дом в самом деле? Разве так суждено меж людьми? Разверад я сегодняшней встрече? <���…> ( Разве это мы звали любовью?),

которая тоже восходит к прозаическому претексту:

Ср. в «Записках из подполья» Ф. М. Достоевского: «Разве эдак любят?», «Разве эдак человек с человеком сходиться должны?»

В пользу релевантности блоковского стихотворения для ПЗ говорят также: сочетание разве с разговором о любви (ср.: Развемама любилатакого..?), общий цветовой мотив ( Желтыйзимний закат за окном) и эмфатическое выделение местоименных слов это и так?.. Однако модус проблематизации привычных категорий там все-таки иной: у Блока (и Достоевского) под вопрос ставятся отношения между героями, но не сама их идентичность.

Более сходен с ПЗ в этом отношении другой хрестоматийный прозаический пассаж — рассуждение гончаровского Обломова о его принципиальном отличии от другого. Процитирую лишь фрагмент с пятью разве [193]:

Я «другой»! Да развея мечусь, развеработаю? Мало ем, что ли? Худощав или жалок на вид? Развенедостает мне чего-нибудь? Кажется, подать, сделать — есть кому! Я ни разу не натянул себе чулок на ноги, как живу, слава богу! Стану ли я беспокоиться? Из чего мне? И кому я это говорю? Не ты ли с детства ходил за мной? Ты все это знаешь, видел, что я воспитан нежно <���…> Так как же это у тебя достало духу равнять меня с другими? Развеу меня такое здоровье, как у этих «других»? Развея могу все это делать и перенести?