Ольга Минаева - Иван Кулибин. Иван Ползунов. Ефим и Мирон Черепановы

Повышенное внимание к паровым машинам вовсе не означало, что Черепановы с прохладцей относились к другим своим обязанностям. Они много занимались водяными двигателями, плотинами и прочими гидротехническими сооружениями, устройством водяных мельниц. Сохранились донесения Ефима Черепанова в заводоуправление, в которых он предлагал различные меры по улучшению мукомольного производства. Приходилось заниматься и хозяйственной рутиной, например, надзирать за строительством изб для крепостных переселенцев, прибывавших в огромных количествах на демидовские заводы. Будучи сам крепостным (это при всех-то его заслугах и наградах!), Ефим Черепанов пытался по мере сил и возможностей облегчить устройство переселенцев на новом месте, следил за тем, чтобы жилье для них строилось как можно лучше.

Тем временем производство уральского чугуна и железа продолжало снижаться. Если в 1825 г. на нижнетагильских заводах было выработано около 8,6 тыс. тонн железа, то спустя пять лет лишь 5,6 тыс. тонн. По свидетельству советского экономиста и статистика, действительного члена АН СССР С. Г. Струмилина, сбыт русского, в частности, тагильского железа на мировом рынке продолжал падать. Если в 1793 г. Англия ввезла 36 тыс. тонн русского железа, то в 1827 г. – менее 10 тыс. тонн. Как уже отмечалось, главным сдерживающим фактором оставались крепостнические порядки в уральской промышленности, мешавшие ее технической перестройке. Оставляло желать лучшего и качество многих партий русского железа – следствие технического регресса. Черепанов, побывавший в Англии, пришел к выводу, что на качество экспортируемого металла необходимо обратить особое внимание, иначе оно будет постоянно проигрывать шведскому. «Шведское железо здесь предпочитается нашему потому, – писал Черепанов, – что оно делается чище и проварнее, а стальных дел мастера утверждают, что если и наше бы было так сделано, то они предпочли наше». По свидетельству демидовского комиссионера Спенса, Черепанов наметил целый ряд мер, которые должны были привести к значительному повышению качества уральского металла. От имени английских заказчиков в письмах Демидову Спенс настаивал на том, чтобы именно черепановский план был приведен в исполнение. Однако ни демидовские приказчики, ни он сам не вняли наставлениям англичанина, не обратили должного внимания на указания Ефима Черепанова. Качество уральского железа, отправляемого на экспорт, продолжало оставаться неровным. Единственным способом повысить его конкурентоспособность было побыстрее внедрять в практику русских железоделательных заводов новую технику и передовые технологии. Понимая это, Черепанов много занимался созданием прокатного стана. Опыты с моделью прокатного стана или, как тогда говорили, раскатной машины Е. А. Черепанов начал производить еще в 1826 г. в своей домашней мастерской. Экспериментировал Черепанов также с железной рудой, сравнивая отечественное сырье с зарубежным, главным образом шведским. В итоге пришел к выводу, что руда одного из тагильских рудников – Высокогорского по составу лучше шведской, да «и в проплавке высокогорская вернее, тверже». Дальнейшие анализы руд подтвердили правоту Черепанова, его уверенность в том, что уральская металлургия имеет все предпосылки для выплавки железа лучшего, чем у шведов.

Немало времени Черепанов уделял совершенствованию доменного производства. В его донесениях не раз говорилось об участии механиков в сооружении и перестройке доменных печей. Однако в скором времени вопрос о домнах отошел на задний план – Черепанову было поручено заняться развитием медеплавильного производства, которому Демидов придавал очень большое значение. На его заводах выплавка меди увеличивалась из года в год, постоянно вводились в действие новые медеплавильные печи. Черепанов с присущими ему энергией и энтузиазмом взялся выполнять хозяйское поручение, тем более что он и сам считал необходимым развивать и совершенствовать медеплавильное производство, впрочем, как и другие направления отечественной металлургии. При непосредственном участии Черепанова в октябре 1824 г. были пущены в действие три новые, более производительные печи.

Повышенное внимание уделял Н. Н. Демидов положению дел на золотых и платиновых приисках. Черепановы и здесь отличились. Крайне скупой на похвалы Демидов все же был вынужден признать, что «ежели случится необходимость по золотым промыслам», то Черепанов «всех знающее». Хозяин постоянно заставлял Ефима Алексеевича разъезжать по различным приискам и перенимать опыт добычи и выплавки драгоценных металлов, особенно золота. В итоге Черепанов и его коллега Иван Шмаков разработали и предложили Демидову собственный план развития золотодобычи. Он основывался на внедрении в производство «промывальной машины», которая должна была заменить примитивные промывочные верстаки, так называемые вашгерды. Промывка золота на них производилась исключительно вручную. Устройство Черепанова и Шмакова позволяло промывать в день 13–16 тонн золотоносного песка (для сравнения: на вашгердах рабочий в день промывал не более 650 кг песка). К тому же промывка песка производилась «с несравненною легкостью и чистотою против вашгердов». «Промывальная машина» позволяла освободить от тяжелой и вредной ручной работы «значительное число рук». Описав все достоинства нового устройства в письме хозяину, Черепанов с гордостью отмечал, что «такого рода промывальной машины ни на каких золотых промыслах хребта Уральского не находится».

Занимались Черепановы и вопросами добычи и выплавки такого ценного металла, как платина. В основном это направление было поручено Мирону Черепанову. Он быстро освоил новейший в то время способ извлечения платины из руды.

Учитывая многочисленные заслуги Черепановых перед Демидовыми, хозяева решили-таки дать старшему из механиков вольную. В январе 1833 г. на подпись Демидову заводская контора направила четыре отпускные, одна из которых предназначалась «Ефиму Алексеевичу Черепанову за отличные дарования и различные устройства разных при заводах машин». Из этих четырех вольных Демидов подписал три, включая черепановскую. «Дворовый человек» Демидовых Ефим Черепанов стал «вольноотпущенным», хотя его зависимость от прежних хозяев оставалась по-прежнему высокой.

В тот же период времени Мирон Черепанов, остающийся крепостным, получил «ордер» петербургской конторы на поездку в столицу России для изучения прокатных станов и других машин. Мирон в третий раз покидал Урал. Теперь он оставлял на Выйском заводе еще одно важное дело, а именно постройку «паровой телеги», или, как ее еще называли, «парового дилижанса», «парохода». Работы по ее сооружению развернулись сразу после возвращения Мирона Черепанова в Нижний Тагил в Выйском «механическом заведении» или «фабрике». Машину эту коллектив мастеров под руководством Мирона Черепанова строил на протяжении года, в начале 1834 г. она была закончена. Сохранилась запись о том, что «пароход уже был почти отстройкою собран и действием перепущен, в чем и успех был, но оного парохода паровой котел лопнул». Слава богу, никто в результате этой аварии не пострадал. Изобретатели же не пали духом и начали работу сызнова, стараясь не повторять старых ошибок. Решая сложные технические задачи создания первого паровоза, Черепановы не могли отложить ни одну из других своих многочисленных обязанностей, но все равно работа над паровозом спорилась. Главные изменения по ее ходу вносились в конструкцию парового котла. «После первых опытов, для усиления жара, прибавлено в котел некоторое количество парообразовательных медных трубок, и теперь имеется оных до 80», – писал весной 1834 г. «Горный журнал». Особо надо отметить заслуги Черепановых в создании для первых российских локомотивов оригинальных паровых машин, отличавшихся от всех предыдущих. В «Сведении» Выйского завода за 5–19 августа 1834 г. говорится: «пароходный дилижанец остройкою (отстройкою) совершенно окончен, а для ходу оного строится чугунная дорога, и для сохранения дилижанца отстраивается деревянный сарай; при исправлении чего находилось своих рабочих до 20 человек». Уральская пресса к 150-летию изобретения первого русского паровоза поместила на своих страницах чертеж черепановского паровоза, найденный в ГАСО. Чертеж этот, к сожалению, не датирован, его обнаружили в том же деле, что и черновики рапорта тагильского заводоуправления от 29 июня 1834 г., поэтому авторы публикаций в «Тагильском рабочем» и «Уральском следопыте» сделали вывод, что чертеж был приложен к рапорту. Однако в самом документе о чертеже паровоза упоминаний не содержится, к тому же на чертеже, нарисованном племянником Ефима Черепанова Аммосом, мы видим готовый паровоз, а в тексте рапорта говорится о необходимости многих доработок «пароходки», чем в то время занимался Мирон Черепанов.