Штефан Хаузнер - Даже если это будет стоить мне жизни! Системные расстановки в случае тяжёлых заболеваний и устойчивых симптомов

Можно выделить следующие ситуации, приводящие к нарушению привязанности:

- ранняя утрата привязанности у ребенка в связи с продолжительной, тяжелой болезнью или смертью одного из родителей, а также вследствие передачи ребенка под опеку, на усыновление или помещения его в детский дом;

- временная ранняя разлука с матерью или отцом, приведшая к «прерванному движению любви»;

- нарушение надежной привязанности у ребенка в связи с ограниченной эмоциональной доступностью родителей по причине их личных травматических переживаний или семейных переплетений.

Что бы ни было причиной раннего нарушения отношений с родителями, впоследствии ребенок, как правило, оказывается «зажат» между неудовлетворенной потребностью в близости с родителями и ощущением необходимости защищаться и отграничиваться. Если в расстановочной группе удается пролить свет на подоплеку нарушения отношений и устранить эмоциональный раскол у пациента, то завершение такой амбивалентности в душе приносит умиротворение и зачастую благотворно сказывается на теле.

Первым референтным лицом для ребенка является мать. Поэтому ранняя потеря матери или раннее расставание с ней, влекущие за собой нарушение надежной привязанности, имеют более серьезные последствия, чем потеря отца или другого важного близкого человека.

Расставание родителей: «Дорогая мама! -Это было тяжело для меня!»

(пациент с аутоиммунным гломерулонефритом)

Мужчина приходит в расстановочную группу для больных через два месяца после того, как ему был поставлен диагноз «аутоиммунное заболевание функциональной ткани почек». В связи с внезапным и острым началом заболевания врачи опасаются, что его течение будет иметь очень быстро прогрессирующий характер.

Семейный анамнез показывает, что мать пациента бросила мужа и ребенка, когда ему было три года. Она влюбилась в американского солдата, подразделение которого располагалось в их городе, и, когда его перевели служить на родину, уехала с ним в Америку.

Мы начинаем расстановку с двух заместителей: для пациента и для болезни. На роль болезни пациент выбирает женщину и ставит ее на некотором расстоянии напротив своего заместителя. Моя гипотеза заключается в том, что подоплекой болезни может быть отвержение матери, поэтому я прошу пациента поставить еще и заместительницу для его матери. Когда в расстановке появляется заместительница матери, заместитель пациента сразу от нее отходит, не видя, что таким образом он приближается к заместительнице болезни. Этот импульс становится еще более явным, когда заместительница матери пытается подойти к сыну и тот опять отступает, снова уменьшая расстояние между собой и болезнью. На мой вопрос, как себя чувствует заместительница болезни, та отвечает: «Если я ему нужна, то я в его распоряжении!»

Для подтверждения гипотезы этих реакций заместителей мне достаточно. Я прерываю расстановку и прошу заместительницу матери встать напротив сидящего рядом со мной пациента. Расстояние между ними я выбираю так, чтобы мать была достаточно близко, но еще терпимо для пациента.

Пациент вжимается в спинку стула и медленно отодвигается вместе с ним назад, к стене. Движение к матери удается благодаря тематизации и высказыванию того, что было для него тяжело. Я предлагаю пациенту сказать матери: «Дорогая мама, это было так тяжело для меня». Примечательно, что сначала он не может произнести слова «дорогая мама». Он способен сказать их только в рамках целого предложения: «Дорогая мама, это было так тяжело для меня». Мать я прошу сказать: «Мой дорогой сын, я не могла иначе, в глубине души я бы с радостью осталась, но я почему-то не могла иначе». После этих слов пациенту, наконец, удается посмотреть матери в глаза. Он перестает сопротивляться и, плача, прижимается к матери. Они долго обнимаются. Когда он постепенно успокаивается, я прошу мать сказать: «Мой дорогой сын, даже если мне пришлось уйти, потому что я не могла иначе, останься!» А пациента: «Да, дорогая мама, даже если ты ушла, я остаюсь! Я остаюсь, и теперь я соглашаюсь с тем, как это было, и теперь я принимаю это, даже по такой цене».

Они еще раз обнимаются, а потом заместительница матери отрывается от сына и медленно, шаг за шагом, отходит назад. Пациент с легкой грустью, но и с любовью смотрит ей вслед. Я прошу трех членов группы встать в круг в качестве заместителей жены и двух детей пациента. Пациент сразу же с радостью переводит взгляд на них, и я прошу его сказать: «Даже если моя мама не могла остаться, я остаюсь!»

На случай, если отвержение пациентом матери отчасти коренилось в лояльности к отцу, «на дорогу» я даю пациенту еще одну фразу: «Просто из предосторожности ты скажешь в душе своему отцу: «Та мама, которая есть, всегда самая лучшая!» Он смеется и согласно кивает.

Через год после расстановки пациент присылает мне следующий рассказ:

Прошло два месяца после того, как мне поставили диагноз «аутоиммунное заболевание почек», по словам врачей, скоротечное и с неблагоприятным прогнозом. Поскольку я сам занимаюсь телесной психотерапией, я убежден в воздействии психических процессов на тело и наоборот. Но мне было совершенно невдомек, какое отношение к моему заболеванию может иметь моя семья или как она может способствовать моему выздоровлению.

Сейчас я практически уже не помню, как мы от моей болезни пришли к моим отношениям с матерью. Но я очень отчетливо помню, как мое отвержение и обесценивание матери превратилось в позволение себе почувствовать тоску по близости с ней.

С момента расстановки я больше не чувствую внутренней необходимости обесценивать мать или держать ее на расстоянии. Теперь я больше не трачу на это силы. Напротив: я стал чаще с ней общаться. Однажды, когда мы разговаривали по телефону, мать дала волю эмоциям. Она сказала: «Если ты еще раз пристанешь ко мне с тем, чтобы я простила твоего отца, то я тебе больше не мать!» На мгновение я словно умер, меня парализовало, потом я был готов морально убить ее за эти слова, но внезапно, как по волшебству, подействовала фраза из расстановки: «Даже если ты уйдешь - я останусь!» Я не бросил трубку, а остался у аппарата и в контакте с ней, и при этом я чувствовал себя непривычно спокойным и живым. Я вдруг стал невосприимчивым к ее угрозам меня бросить. С этого момента я чувствую себя свободным от страха, который раньше постоянно негативно отражался на моем браке. А моя мать, видимо, как раз благодаря тому, что я никак не отреагировал, увидела тут некую собственную модель и, к моему удивлению, попросила у меня прощения. Таким образом и у нее что-то завершилось.