Наталья Метелица - Нет мне жизни в чуть-чуть и по капле. Стихи разных лет

Всадник белый в небе несся.
Ночь упала, как всегда,
Неожиданно, непросто,
Хоть и кажется простА.
Мерит сердце расстоянье
До тебя, – ладонь найдя.
Запрягает утро сани:
Тот же конь —
да свист хлыста.
Не разгаданы дороги.
Нет карманов для ножей.
Бывший всадник одинокий
В изголовье у саней.
Не спеши, рассвет ретивый,
Людям судьбы разбивать.
Человек – сосуд сопливый:
Наливать да проливать.
Что ни дай им – не увидят
Дальше носа своего.
Руки свиты, губы сыты,
СЕРДЦЕМ – рядом никого.
Отправляют день в дорогу
Долю новую искать,
Потому что рядом трогать —
Им за счастье не считать.
В небе ясном нет им света.
Черным белое зовут.
Плачут райские ранетки,
Проливается сосуд…

Тут темно. Лишь стены голые.
Коридоры без конца.
Лампы съели свои головы.
Мир без слуха и лица.

Двери бьются грудью раненой.
Крыша капает на мозг.
Каждый шаг мой стал как жадина.
Ноги скрючены в вопрос.

То в душе твоей потеряна…
Под колючею уздой
Стих любимого Есенина,
Что укором надо мной.

Стены красила в небесное.
Пол засеяла в поля.
Свет лучами зорь развесила.
Крыше – латку в полкрыла.

В двери – пухом майской душеньки.
(Зуд считал мой каждый шаг.)
Все вопросы – как послушники.
«Аллилуйя» на губах.

А темно… Чужою правдою
Не сложить – душа с душой.
Ты не рад мне. А я рада ли?!
Май отвьюжился. Ушел…

Ухожу я в двери красные.
Заплетусь венком невест.
До чего любовь опасная:
Путь – один, дорог – 106.

Не хочу, чтоб любил меня ЗА.
Я хочу, чтоб любил ВОПРЕКИ:
Не красивые будто глаза,
А под ними – без сна – синяки.

Я, наверное, глупой кажусь,
Быть удобной тебе не желая:
Если даже разлюбишь ты – пусть! —
Буду знать, что любимой была я!

Наперекор – ни сделать, ни сломать.
Наперекор – лишь испоганить душу.
И я б, наверно, съела аттестат,
Чтоб выдавить учение наружу.

Самой себе глупее стать, чем есть.
А для тебя – глупее, чем я буду.
Наперекор хотела душу съесть,
Да не нашла достойную посуду.

Когда ты кинешь на закланье душу,
Упаковав читателю себя,
То даже буквы плачут, обнаружив
Чужой нарыв посередине лба.

Тлетворная порука критиканов,
Которые не ради божества,
А ради смерти – закуют арканом
И добивать засУчат рукава!

Когда б умнее кто мне дал ту взбучку, —
Я б целовала тот умнейший лоб!
Но не носитесь с глупостью под ручку,
Воображая – что галоп!

Высокое солнце. Высокая нота. Сын.
И так высоко для внезапной счастливой слезы.
И я будто выше, и город уютных ветров,
Что чествуют мужество 20-летних сынов.

Мой сын еще выше – весны и высокой меня!
И мой позвоночник, все шишки и грыжи храня,
Родной и упрямой спине завещает тот май,
Который меня увозил на свиданья. Трамвай

Выстукивал сердцем простой, но любимый рефрен,
И я спотыкалась о чувства, и был сокровен
Соблазн, что уже разрешен среди взрослой весны.
Высокие звезды. Высокая боль. И пьяны

Интригою неповторений. До дрожи теплом.
И нежился стон обнаженного слова «вдвоем».
И снова тот май. Но уже 20 лет за чертой.
И сын мой уходит служить, сорванец – и герой.

Ему бы учиться и дальше. Влюбляться. Шалить.
Но он отвечает:
– Мужчина обязан служить!
А я вспоминаю, как дед мой прошел всю войну,
Чтоб встретить с Победой свою молодую жену.

Высокое небо. Высокие люди. Мир.
И мы выбегаем в весну из зимовья квартир.
Встречаю. Любимый. Родной. Это ты!
И щурюсь от радости.
Солнце моей высоты!

ко дню его 19-летия
Пусть твой путь озаряет молитва,
Что сильнее опасных минут!
Жизнь всегда и награда, и битва,
Где спасают великую суть
От позора корыстных двуличий,
От бравады трусливой души,
Что среди разнопафосных стычек
Продается тряпьем за гроши.

Ты не с теми. И этим награда
Для моих растревоженных мук!
Целый год ждать тебя, как солдата,
И встречать по секундам твой стук.