Штефан Хаузнер - Даже если это будет стоить мне жизни! Системные расстановки в случае тяжёлых заболеваний и устойчивых симптомов

Поскольку эта работа проходит в рамках обучающей группы, я обращаюсь к участникам и, с одной стороны, рассказываю о том, что показывает тело пациентки в то время, когда она говорит, а с другой обращаю внимание самой пациентки на ее телесное восприятие.

ТЕРАПЕВТ: «Как только она начинает творить о матери, в ее геле сразу чувствуется напряжение. Мне сейчас не нужно выяснять, в чем тут причина, но это указывает на то, что любовь между ней и ее матерью, которая безусловно есть, не течет. Это напряжение я буду использовать как индикатор для дальнейшей работы, и сейчас я конфронтирую ее с заместительницей матери, при этом фокус моего внимания будет по-прежнему направлен прежде всего на ее тело».

Я спрашиваю пациентку, кто из членов группы мог бы стать заместителем ее матери. Она выбирает женщину, которую я прошу встать перед сидящей рядом со мной пациенткой. Когда заместительница матери подходит ближе и встает перед пациенткой, та сразу же отодвигается вместе со стулом назад. Это спонтанное движение подтверждает для меня гипотезу о ее бессознательном сопротивлении матери. Некий голос в ней говорит: «Не приближайся!» Осторожно, тщательно выверяя дистанцию, я постепенно подвожу заместительницу матери ближе и в конце концов приглашаю пациентку сказать: «Дорогая мама, я больна!» Пациентка произносит эти слова, но при этом не может смотреть матери в глаза. Вместо этого она хватает ее за руку и хочет прижать к своей щеке. Я прерываю это импульсивное движение, постольку я не уверен, действительно ли это движение навстречу или в большей степени скрытое сопротивление, и прошу заместительницу матери подойти еще ближе, и еще чуть ближе, сантиметр за сантиметром, пока заместительница матери не оказывается насколько близко, что пациентка может уткнуться головой ей в живот. Тут она успокаивается, начинает тихо плакать и обнимает мать. Та гладит ее по голове, и постепенно поток любви между ними восстанавливается.

В качестве завершающего аккорда этого движения к матери я снова обращаюсь к группе: «Лекарством для пациентки может стать маленькая рюмочка коньяка в день». Поскольку при этих словах пациентку передергивает, я спрашиваю: «А что предпочитала твоя мать?»

ПАЦИЕНТКА: «Джин или виски!»

ТЕРАПЕВТ: «Хорошо, — говорю я, — возьмем виски!»

ПАЦИЕНТКА: «Я ненавижу этот запах!»

ТЕРАПЕВТ: «Хорошо, это было все. Ты будешь каждый день выпивать по глоточку. Это не гомеопатия! А когда это начнет тебе нравиться, прекратишь. Тогда будет достаточно».

ПАЦИЕНТКА: «Я могла бы начать с коньяка».

ТЕРАПЕВТ: «Нет, виски! Это медицинское предписание! И поможет оно, только если соблюдать его абсолютно точно!»

ПАЦИЕНТКА (смеется): «Я согласна, теперь мне осталось только объяснить это моему врачу. Спасибо!»

Через два года я встречаю эту пациентку на конгрессе по системным расстановкам. Она спрашивает меня, помню ли я ее, и

я вынужден признаться, что не помню. «Я та женщина, которой ты два года назад прописал виски. Я хотела тебе сказать, что это помогло. Рак с тех пор не возвращался».

В следующем примере страх ребенка перед хронической болезнью матери препятствует течению любви между ними. С разрешением этого конфликта у пациентки проходит аллергия, которой она страдала много лет.

«Ты должна уважать болезнь твоей матери!»

(пациентка с множественной аллергией)

В рамках обучающей программы меня просит поработать с ней женщина, страдающая множественной аллергией. Этот обучающий курс тоже записывался на видео, поэтому диалоги я воспроизвожу дословно.

ТЕРАПЕВТ: «О чем идет речь?»

ПАЦИЕНТКА: «Меня все сильнее мучает аллергия».

ТЕРАПЕВТ: «Когда это началось?»

ПАЦИЕНТКА: «Первый раз аллергия появилась лет 11 или 12 назад».

ТЕРАПЕВТ: «В тот период в твоей жизни произошли какие-то перемены?»

ПАЦИЕНТКА: «Я была в отпуске с семьей, с мужем и дочерью».

Я не уверен, что таким образом мне удастся прийти к важной информации, и решаю более прямо заговорить с пациенткой о болезни.

ТЕРАПЕВТ: «Иногда за аллергией стоит такая семейная динамика: аллергик говорит кому-то, кого он на самом деле любит: «Уходи!».

Пациентка пораженно кивает, опускает глаза и начинает плакать. Через какое-то время она подтверждает: «Такое возможно. Когда мне было девять лет, моя мать заболела ревматоидным артритом, хроническим воспалением суставов, которое сопровождается сильной болью, особенно в пальцах рук и ног. В 18 лет я переехала в Москву и вышла замуж. Каждый раз, когда у меня было время, я ездила домой. Но тем летом мы поехали в отпуск на море. Там у меня началась аллергия на солнце.

Сейчас моя мать уже умерла, она болела 25 лет. За три дня до смерти я была у нее. Было невыносимо видеть, как ей плохо. Я каждый день молилась, чтобы она умерла».

ТЕРАПЕВТ: «Давай поставим двух заместителей, одного для тебя и одного для аллергии».

Пациентка выбирает двух женщин и располагает их так, что они стоят на некотором расстоянии, отвернувшись друг от друга.

Через какое-то время заместительница аллергии оглядывается на заместительницу пациентки и поворачивается к ней. Та неподвижно смотрит перед собой в пол.

Даже когда заместительница аллергии медленно подходит ближе и осторожно ее обнимает, заместительница пациентки остается такой же замкнутой и не расположенной к ней.

Однако заместительница аллергии продолжает без устали мягко ее гладить, пока та не позволяет себя обнять.

Очевидно, что на самом деле заместительница аллергии олицетворяет мать пациентки, и я уверен, что пациентка тоже это знает. Я осторожно беру ее за руку, отпускаю из расстановки заместительницу и ставлю перед «матерью» ее саму.

Она тоже не может взглянуть матери в глаза и замкнуто смотрит в пол.

Чтобы пациентка могла встретиться со своей тоской и болью, я прошу ее сказать: «Мама!».

Она повторяет: «Мама!»

ТЕРАПЕВТ: «Дорогая мама!»

ПАЦИЕНТКА: «Дорогая мама!»

ТЕРАПЕВТ: «Моя дорогая мама!»

Этих слов она сказать не может. Он плачет и отходит назад. Уверенный в том, что первый шаг к решению обозначен, я прерываю в этом месте работу. Возможно, в этот же день еще представится возможность для следующей интервенции.

Но здесь я хотел бы предоставить слово самой пациентке с ее детальным и очень трогательным рассказом о ее переживаниях:

Дорогой Штефан!

Обучающая группа в Москве. Я впервые вижу расстановки. Мне трудно понять, что здесь происходит. В середину круга в качестве заместителя ставят мужчину, и вдруг он начинает плакать. Я еще никогда не видела, чтобы мужчина плакал. У меня такое чувство, что надо уходить, но меня удерживает муж.

В следующей расстановке речь идет о мужчине и его сложных отношениях с матерью. Он говорит, что всю жизнь на нее злился. Но расстановка показывает, что речь идет о его отце, который очень рано умер. Он не мог показать свою боль в этой связи. Вместо этого он разозлился и направил свою злость на мать. В конце расстановки, когда все это выяснилось, этот мужчина тоже начинает плакать и говорит: «Дорогая мама, я сожалею, теперь я уважаю и твою боль тоже».