Штефан Хаузнер - Даже если это будет стоить мне жизни! Системные расстановки в случае тяжёлых заболеваний и устойчивых симптомов

В группе по системным расстановкам для больных женщина рассказывает о своем заболевании. Она говорит, что врачи дают ей хорошие шансы на выздоровление, да и сама она уверена, что справится с болезнью.

У многих раковых больных можно встретить высокомерную позицию по отношению к родителям, судьбе кого-то из членов семьи или жизни в целом. Иногда она проявляется в виде злости или ненависти, но нередко также в самонадеянном представлении о том, что своими страданиями можно уберечь от тяжелой судьбы кого-то другого.

Однажды в расстановке другой пациентки, страдающей раком груди, заместитель болезни сказал ее заместительнице, после того, как та, стоя перед ним, словно приготовилась к борьбе: «Да ты вообще знаешь, насколько я опасен?».

Мне невольно пришла в голову эта фраза, когда пациентка с абсолютной уверенностью заявила: «Я справлюсь!»

Не задавая дальнейших вопросов, я прошу ее поставить заместителей для нее самой и для ее болезни. На роль болезни она выбирает женщину и ставит ее вплотную за своей заместительницей так, что они обе смотрят в одну сторону. К огромному удивлению пациентки ее заместительница, повинуясь собственному импульсу, откидывается назад, прислоняется к заместительнице болезни и, счастливая и удовлетворенная, закрывает глаза. Заместительница болезни крепко ее держит и говорит: «Для меня это нормально! Если я ей нужна, то я здесь!»

По всей видимости, в случае заместительницы болезни речь идет о матери пациентки.

На мой вопрос о ее отношениях с матерью пациентка сообщает, что они всегда были непростыми. «На данный момент мы пришли к согласию. Я - первый ребенок моих родителей и должна была родиться мальчиком. Мое появление на свет было очень тяжелым, с вакуум-экстрактором и щипцами, а потом я еще и девочкой оказалась. Все приданое, которое купила моя мать, было голубого цвета, как тогда было принято. По словам моей тети, после родов моя мать три дня проплакала!» Эти слова пациентки не согласуются с заботливым отношением к ней заместительницы болезни. Она готова предоставить себя в распоряжение пациентки, но, похоже, ее мать по какой-то причине была несвободна для того, чтобы принять свою дочь. Это расхождение заставляет предположить, что не хватает еще чего-то важного.

Прежде чем продолжить спрашивать, я прошу пациентку поставить заместительницу для ее матери. Она ставит ее на некотором расстоянии лицом к своей заместительнице и заместительнице болезни. Новая заместительница не имеет для них большого значения. Однако заместительница матери демонстрирует сильную физическую реакцию. Ей очень трудно смотреть на дочь и болезнь. Она говорит: «Я вижу мою дочь, но в тот момент, когда я хочу посмотреть и на болезнь тоже, у меня перед глазами все плывет и я уже ничего толком не вижу». Описанная пациенткой фиксированность матери на мальчике и такая реакция заместительницы матери заставляют меня спросить у пациентки, не потеряла ли ее мать ребенка. Она отвечает: «Да, до меня у мамы был выкидыш. Это был мальчик. Я думаю, она так и не оправилась от этой потери».

Когда пациентка упоминает своего брата, ее заместительница по собственному побуждению отрывается от заместительницы болезни, разворачивается и смотрит ей в глаза. Такое впечатление, что она очнулась от своей отрешенности и теперь вдруг стала участвовать в происходящем.

Заместительница матери не в состоянии вынести то, что ее дочь смотрит на болезнь. Она отворачивается и пустым взглядом смотрит себе под ноги.

Я спрашиваю пациентку, указывая на заместительницу болезни: «Ты знаешь, кто тут стоит?»

ПАЦИЕНТКА: «Моя мать?»

ТЕРАПЕВТ: «Я думаю, что это может быть твой брат!»

Чтобы проверить эту гипотезу, я прошу одного из участников группы лечь перед матерью на пол в качестве заместителя умершего брата пациентки. Заместительница матери смотрит на своего сына и начинает плакать. В этот момент заместительница пациентки отделяется от заместительницы болезни и с любовью и пониманием смотрит на мать. Заместительница болезни по собственному почину выходит из расстановки и садится на свое место.

Теперь я обращаюсь непосредственно к пациентке и предлагаю ей сказать матери следующие слова, которые та с готовностью и от души повторяет: «Дорогая мама, теперь я соглашаюсь. Самое главное у меня есть, и теперь я это принимаю. Я принимаю это и я сохраню это, я буду уважать это тем, что буду внимательна к себе».

Заместительница матери, которая поначалу все еще смотрела на своего умершего сына, теперь поворачивается к пациентке и заключает ее в объятья. Она тоже с чувством говорит дочери предложенные мною слова: «Мое дорогое дитя, живи! А это — мое!»

Во время заключительного круга пациентка говорит о том, как хорошо на нее подействовала расстановка. Особенно важны для нее были слова матери, что она должна жить, они принесли ей большое облегчение. Ей пришлось признать, что она никогда не была уверена в том, что ее мать действительно этого хотела. Теперь она видит, что стоит между ней и матерью и что это никак не связано с ней самой.

Мало кому из пациентов удается сразу увидеть связь между своим заболеванием и семьей, а также собственное на него влияние. В этом отношении расстановка дает им важные отправные точки.

Кого в данном случае олицетворяла болезнь, так и осталось неясно, но это и не важно. Возможно, ей соответствуют душевные аспекты и брата, и матери. Важно было ощущение заместительницы болезни, что она больше не нужна. Оно возникло, когда в расстановке появился умерший брат пациентки. Он был ключевой фигурой, которая позволила пациентке отделиться в расстановке от болезни. По всей видимости, мать пациентки не смогла справиться со смертью сына, поэтому она осталась к нему привязанной и не была свободна для того, чтобы позволить течь своей любви к дочери. Таким образом, отношения между матерью и дочерью были отягощены с самого начала.

Как правило, сначала дети ищут причины проблем в отношениях с родителями в самих себе. И когда им так и не удается преодолеть существующие препятствия, зачастую им остается только одно — с отчаянием и злостью отступиться. Нередко позже они теряют к родителям даже уважение. Любая из этих внутренних позиций нарушает душевное равновесие, а следовательно, и физическое здоровье.

Когда пациентка видит боль матери в связи с потерей ребенка, течение ее любви и уважения к ней возобновляется. Таким образом, в душе что-то приходит в покой, а обретенный мир может, в свою очередь, целительно подействовать на тело.

Ключевое значение для течения и исхода расстановки имеет решение, какие лица или структурные элементы будут расставлены. Тот факт, что в принципе расставить можно все, что угодно, и в расстановке практически всегда будут разворачиваться волнующие процессы, подчас представляется мне проблемой этого метода. Но главный вопрос, причем, прежде всего, с медицинской точки зрения: поможет ли расстановка продвинуться в решении проблемы? И что является той точкой, где пациент может что-то изменить (свое понимание, позицию и т.д.), чтобы в его душе и теле что-то пришло в движение, покой или порядок?