Эрик Вейнер - География гениальности: Где и почему рождаются великие идеи

Шотландская церковь поняла: без серьезной кампании по повышению грамотности не обойтись. Сказано – сделано: не прошло и века, как при каждом приходе появилась школа. Внезапно Шотландия, беднейшая страна в Европе, вышла на передовые позиции в области грамотности. Люди смогли читать Слово.

Однако успех превзошел самые смелые ожидания: церковь не учла, что паства сможет читать и другие слова. Так действуют новые технологии. Уж если они появились, сдержать их невозможно. Церковь учит людей грамотности, чтобы они читали Библию, – а в итоге все зачитываются Мильтоном и Данте. Группа «ботаников» изобретает компьютерную сеть, чтобы обмениваться техническими данными, – и вскоре люди покупают онлайн нижнее белье.

Шотландцы, как и флорентийцы, полюбили книги. Однако имелась существенная разница. Ведь печатным станком Гутенберга уже пользовались широко, так что книги перестали быть роскошью. Их могли позволить себе даже простые люди. И эти простые люди читали не что попало, а вещи содержательные. Скажем, в Шотландии нарасхват шла шеститомная «История Англии», написанная Дэвидом Юмом (не самое легкое чтение!).

Как отнеслись к чтению светской литературы представители Шотландской церкви? Очень спокойно. Некоторые пасторы даже внесли в нее лепту. Об Адаме Фергюсоне я уже сказал. А был еще пастор Джон Хоум, написавший самую популярную пьесу своего времени. Таким образом, на суровой и бурой почве Шотландии расцвел новый вид гения – гений одновременно светский и религиозный.

Настает последнее утро моего пребывания в Эдинбурге. Я выхожу пройтись вдоль канала. На улице довольно пасмурно (как говорят шотландцы, «солнечно»). Дует ветер, и собирается дождь, а может, и еще какое ненастье.

Ничто не вечно. Так обстоит дело везде, но здесь, в Шотландии, эта истина ощущается особенно остро. Я иду, зарываясь лицом в воротник куртки, и вспоминаю, как в Афинах быстротечность жизни задушила гений. Все понятно. Мы более всего способны на творчество, когда сталкиваемся с ограничениями. Время же – высший ограничитель.

Однако хитроумные шотландцы и здесь нашли обходной путь. Дэвид Юм, видный представитель философской школы под названием эмпиризм, произнес знаменитые слова: не надо думать, что все люди должны умереть, лишь на том основании, что доселе все люди умирали. Когда его друг Адам Смит в 1790 г. лежал на смертном ложе, он тихо сказал присутствующим: «Думаю, мы должны перенести нашу встречу в другое место».

В определенном смысле так и произошло. Можно сказать, что шотландское Просвещение не закончилось – оно лишь сменило место. Шотландские идеи достигли самых отдаленных берегов, включая юные Соединенные Штаты. Но вот неожиданность: нигде они не расцвели так пышно, как в Индостане, многолюдном и малярийном городе, который некоторое время светил миру.

– Возможность совпадения здесь выше,чем где-либо еще.

Эти слова повисают в тяжелом воздухе, смешиваясь со звоном бокалов, тихими смешками со стороны соседнего столика и дальним гулом Саддер-стрит, и надолго остаются в моем сознании, подобно незваному гостю. Возможность – совпадения – здесь выше – чем где-либо еще. Звучит дико. Но в ходе своих поездок я уже понял: к подобной бессмыслице лучше отнестись всерьез. Мало ли что бывает на свете.

Эту потенциальную бессмыслицу высказал румяный, жизнерадостный и вечно безденежный ирландский фотограф, известный под инициалами Т. П. Калькутта стала ему вторым домом, куда он возвращается снова и снова – год за годом, десятилетие за десятилетием. Калькутта – город непростой во всех смыслах слова, но это ничуть не смущает Т. П. Совпадение – штука драгоценная. Такими вещами не разбрасываются.

Мы сидим в пивном саду отеля Fairlawn, который и сам стал результатом случая. Британский офицер, армянская невеста и город на краю умирающей империи – все эти разрозненные с виду факты, сойдясь, породили Fairlawn. Отель существует с 1930-х гг. и, если не считать плохого Wi-Fi и капризной вентиляции, почти не изменился с тех пор. В нем многое напоминает о колониальном периоде. Можно подумать, англичане все еще правят Индией. В вестибюле, где есть всего несколько плетеных стульев и стол с мятыми газетами, посетителей приветствуют фотографии принца Уильяма и Кейт Миддлтон и многочисленные сувениры на тему королевского семейства. Однако сюда не приходят ностальгировать. Сюда приходят попить пиво. Подается же оно в зеленом саду. Со своими дешевыми пластиковыми столами и приятно безразличными официантами кафе дает возможность передохнуть от шума и гама, чье царство начинается всего в нескольких метрах отсюда.

Подобно всем замечательным местам, Fairlawn – перекресток и нейтральная территория, где ненадолго сходятся миры. Здесь можно встретить и честных волонтеров из «Дома умирающих» матери Терезы, и местных жителей на отдыхе после долгого дня в офисе, и экономных пеших туристов, и обеспеченных путешественников, привыкших к иным условиям. А еще есть новички с расширившимися от ужаса глазами. Они переживают шок, в который туриста может повергнуть лишь Индия.

Да, Калькутта, киплинговский «город страшной ночи», может огорошить. И была такой всегда. Что там новички! Даже людям бывалым, вроде меня, которые в Индии далеко не впервые, здешние места могут нанести чувствительный удар по нервам и желудку. Впрочем, для творчества тут больше плюсов. Творческие прорывы почти всегда требуют энергичного стимула – некой внешней силы, которая подстегнула бы организм.

Калькутта поныне обеспечивает Т. П. встряску. Он рассказывает об этом мне, смакуя Kingfisher и рассуждая о «возможности совпадения». Я вежливо внимаю, но мысленно спрашиваю себя: не сказывается ли на кельтской голове Т. П. предмуссонное удушье – этот «гнилой» сезон, по выражению местных жителей? Разве совпадение не является случайностью по определению ? А значит, разве его возможность в Калькутте не столь же велика, сколь в любом ином месте?

Когда я дипломатически намекаю собеседнику, что он слегка слетел со своих ирландских катушек, он показывает мне пару фотографий: собака, удивительным образом балансирующая на штабеле консервных банок; комната, где неожиданно сошлись символы трех великих религий Индии – христианства, ислама и индуизма, словно их свела «невидимая рука» Адама Смита. Удача фотографа обусловлена его умением поймать совпадение. Таков дар Т. П.: заметить неожиданные сочетания, которые образуют разные грани нашего мира. Фотографии получаются не только красивые, но и очень глубокие.

На следующий вечер, все еще в Fairlawn и опять-таки за Kingfisher, я размышляю о совпадении и его близких родственниках – произвольности и хаосе, а также о том, какую роль они могут играть не только в фотографии, но и во всех творческих затеях вообще. Ведь я искал логическую и эмпирическую основу творческих мест – своего рода формулу. Не упустил ли я из виду случай как важную составляющую?