Эрик Вейнер - География гениальности: Где и почему рождаются великие идеи

Легко сказать! Мы неспроста сделали религию из гениальности, возведя яркие таланты в ранг богов и богинь. По словам греческого поэта: «Пред вратами мастерства великие боги поместили множество пота. И пот труда часто смешивается с потом страдания».

А мы делаем творчество еще болезненнее, лелея вредные мифы. Скажем, миф о гении-одиночке растрачивает попусту наши силы. Корпорации выкидывают колоссальные деньги на семинары, призванные помочь сотрудникам «мыслить креативно». Но что толку в этой благородной затее, если обстановка, в которой люди работают, не будет восприимчива к новым идеям?

Сжимая в руках новейшие гаджеты и с трепетом ожидая очередную революционную новинку, мы считаем себя глубоко современными. На самом же деле наши понятия о креативности – это даже не XX век, а XIX. Но в этой коробке Гальтона, где мы заперты, невозможно дышать. Из нее нужно вырваться на волю. Нужно понять, что творчество – это не генетика и не наследственность. Оно развивается, причем не только тяжелым трудом, но и созданием подходящих условий. И вообще творчество – это не личная прихоть, а общее благо, часть общего достояния. Мы получаем тех гениев, каких хотим и каких заслуживаем.

Гений, подобно доброте, начинается дома. В свою безумную затею я ввязался еще и потому, что думал о талантах девятилетней дочери (не своих талантах – для этого поздновато). Ведь семья – это культура, которую мы создаем сами. Поэтому мне есть чем заняться. Нет, я не превратил свой дом в буйную афинскую агору или пыльную флорентийскую боттегу. Я не сделал из уголка для завтрака венскую кофейню, а из гостиной – инкубатор в духе Кремниевой долины. Но, кое-чему научившись в ходе поездок, я взял эти уроки на вооружение.

Для начала я соединяю внутреннюю мотивацию с внешней. Иногда создаю препятствия, памятуя о «силе ограничений». Подобно Сократу, прикидываюсь дурачком, задавая массу «очевидных» вопросов. Подобно поэтам-правителям Ханчжоу, пытаюсь подать пример: не только разглагольствую о творчестве, но делаю что-то сам. Подобно Медичи, даю неожиданные задания. Время от времени мы устраиваем адду – приятно-бесцельный разговор, который девятилетний ребенок легко подхватывает. Иногда я ввожу нарушение схемы: скажем, надеваю нижнее белье на голову. Я пытаюсь научить дочь тому, как важно оставаться открытым (даже к таким вещам, как здоровое питание). Впрочем, терпимость в доме имеет свои пределы. Если дочь просит больше денег на карманные расходы, я отвечаю, вослед Периклу, что небольшие суммы способствуют творчеству, тогда как избыточные мешают ему. Я прошу не бояться частых и глупых неудач. И стараюсь внимательно слушать.

Я предупреждаю об опасности самодовольства и предельно ясно даю понять: ни при каких обстоятельствах нельзя вторгаться на Сицилию. Даже самую малость нельзя. Я учу ее дефокусированному вниманию (только не тогда, когда она делает уроки). Регулярно подчеркиваю, как важно знать, что ты многого не знаешь. В нашу семейную рутину вторгаются элементы беспорядка. Мы гуляем. Мы спорим. Мы смеемся. А если она спрашивает, зачем ей ходить в школу (коль скоро образование и творчество не коррелируют напрямую), я отвечаю: «Спроси маму».

А генетику оставим в покое. Старый Гальтон, поди, ворчит сквозь века. Прости, Фрэнсис, но мы слишком долго и яростно ломали копья над твоей антитезой «природа или воспитание»: одни ставили на природу, другие на воспитание. Вышел глупый и бестолковый спор. Творчество возникает на стыке . Творчество – это взаимосвязь . Оно расцветает там, где пересекаются пути личности и места.

Это скрещение путей опасно, как и все перекрестки. Оно не прощает ошибок. Нужно держаться начеку, замедлить шаг и следить, чтобы тебя не задавил идиот. Однако игра стоит свеч, ибо этот скромный перекресток (будь он в Древних Афинах или торговом центре Саннивейла) есть подлинный genius loci. Гений обитает тут.

Гения нельзя торопить.Как выясняется, нельзя торопить и книгу о гении. Для меня это был непростой урок. К счастью, у меня было много помощников: друзья, семья и совсем посторонние люди.

Многие любезно предоставили мне место для размышлений и работы: Сара Фергюсон, Арт Кон, Ханс Стейгер, Лиза Коллинз, Дэвид и Эбби Снодди. Я благодарен Виргинскому центру креативного искусства и особенно Шейле Плезантс, его директору по художественным услугам, за плодотворные и счастливые дни, которые я там провел. Я признателен также Центру международных исследований «Мортара» в Джорджтаунском университете и его директору Кэтлин Макнамаре: они обеспечили меня самым ценным: читательским билетом. Хочу сказать спасибо Алексу и Чарльзу Карелисам за удачную идею с организацией замечательной «Комнаты для писателей» (Writers Room DC).

Некоторые люди прочли черновые варианты рукописи и внесли ценные предложения: Джон Листер, Стефан Гюнтер, Манил Сури, Джош Горвиц, Барбара Бротман и Чак Берман. Элисон Райт трудолюбиво расшифровала многочасовые интервью.

Работая над книгой, я активно использовал то, что мой покойный друг Лори Мастертон называла «золотой нитью». Люди (порой друзья, но часто и совсем посторонние) высказывали множество идей и предложений, которые неизменно приводили меня к нужному человеку в нужном месте и в нужное время. Некоторых из них я упомянул в книге, другие остались за кадром. Среди последних хочется упомянуть, в частности, Джоуи Катону, Росса Кинга, Иня Ци, Тома де Валя, Джерри Хоумза, Тома Крэмптона, Александру Кори, Кимберли Брэдли, Раджу Нарисетти и Дэна Мошави. Давид Баттистелла во Флоренции щедро делился со мной временем и знаниями.

Когда меня охватывала неуверенность, друзья спешили ободрить меня добрым словом или крепким напитком, а то и тем и другим сразу. Я благодарен Марку Лэндлеру, Анжеле Танг, Лоре Блюменфельд, Стивену Петроу, Мартину Реггу Кону, Карен Мазуркевич, Стиву Левайну, Нури Нурлибаевой, Трейси Валь, Джиму Беннингу, Ализе Маркус, Эндрю Апостолу, Дженнифер Ханавальд, а также Уоррену Рабину, который в этом смысле неподражаем. Я особенно признателен «Писателям, которые обедают» – моей неформальной, но важной группе поддержки: Мартену Тросту, Флоренс Уильямс, Тиму Циммерману, Дэвиду Гринспуну, Джулиет Эйлперин и Джошу Горвицу.

Мой агент, Слоун Харрис, всегда поддерживает меня, не дает отлынивать и не боится сказать, если я сделаю глупость. В Simon & Schuster неустанно трудились за сценой несколько человек: Меган Хорган, Джонатан Эванс и Сидни Танигава. Благодаря им книга стала лучше, за что я глубоко им признателен.

Мой редактор, Джонатан Карп, не считает себя гением. И напрасно. Мне на редкость повезло, что сбивчивый курс моего корабля выправляет настолько талантливый человек. Невероятно воодушевляла меня – в большом и в малом, сознательно и несознательно – моя дочь Соня. Она терпеливо выносила и мое отсутствие, и мое ворчанье – такое, когда ты присутствуешь, а слова не идут как надо.