Ричард Уотсон - Технологии против Человека. Как мы будем жить, любить и думать в следующие 50 лет?

Есть также предположение, что религия процветает, когда люди хотят оценить величину своих страданий. Церковь пользуется популярностью в тех местах, где люди бедны и не уверены в своем будущем, но она не влиятельна в относительно богатых регионах, таких, как страны Скандинавии, где сильна система социальной защиты.

Играют определенную роль и другие факторы. Демографическое старение приводит к появлению все большего числа пожилых людей, которые, естественно, интересуются тем, что произойдет после смерти. Геополитические потрясения, экономическая нестабильность и технологические изменения также объединились, чтобы создать мир, характеризующийся повышенной сложностью, быстрыми изменениями и неопределенностью. При этом идея бога становится интуитивно привлекательной.

Религия объясняет, почему все происходит так, как оно происходит, и описывает, что будет дальше. Кроме того, в то время как старый бог, возможно, покидает Европу, даже здесь большинство людей верит во что-то. По данным британского научно-исследовательского центра «Теос», хотя многие могут не признавать христианского бога, около 60 процентов взрослых в Великобритании верят в нечто духовное, сверхъестественное или в высшие силы, проявляющиеся в той или иной форме. При этом всего лишь 13 процентов жителей Британии считают, что в людях вообще нет духовной составляющей. Когда люди перестают верить в бога, они уже вообще ни во что не верят.

С одной стороны, многие люди чувствуют, что потеряли контроль над происходящим, и это вызывает у них ощущение беспокойства. Но, как я уже говорил ранее, решение может заключаться в признании того, что мы не в состоянии все контролировать, стохастичность и то, что является следствием случайных встреч, оказывают огромное влияние на развертывание дальнейших событий. Допущение подобных мыслей очень раскрепощает.

Как сказано в одной из выдранных мной из «The Atlantic» статей, «снимите руку с рубильника и почувствуйте, как облегчение охватывает сознание и тело… почувствуйте свободу – вам больше не нужно напрягаться, заставляя события происходить». Если довести такой подход до крайности, это фатализм, можно даже сказать, нигилизм, но и от них есть определенная практическая польза.

Если вернуться к сознанию каменного века, понятно, что мы жили тогда в постоянном страхе перед опасностью и создали себе представление о ком-то, кто находится рядом и заботится о нас. Даже сегодня полезна мысль о том, что некое высшее существо присматривает за нами: она помогает нам избавиться от экзистенциального страха. Я оставлю дальнейшие размышления о поиске смысла жизни и применении машин для заключительной главы. Однако прежде чем сделаю это, я хотел бы кратко рассмотреть вопросы войн, насилия, и искусства, а также поразмыслить о том, что они могут рассказать о человеческой природе.

Некоторые люди могут возразить, что без религии не было бы войн. Я думаю, что войны будут продолжаться, но в будущем, наверно, будет меньше случаев крупномасштабных конфликтов, потому что в большинстве стран население стареет, а пожилые люди не склонны воевать друг с другом. В качестве иллюстрации этой мысли скажу: средний возраст в Афганистане 15,6 лет, в Газе – 18, в Сирии – 21,9, в Египте 24,4. Сравните это с США, где средний возраст составляет 37,1 лет, с Великобританией – 39,8 и Японией – 44,9 года.

Понятно, что в Японии и все чаще в других странах мира большую часть населения скорее беспокоит, не упадут ли они, вылезая из постели, чем свержение правительств. Конечно, дигитализация войны означает, что все может измениться. В рукопашном бою молодость – это преимущество, но оно исчезает в войнах, которые ведутся в цифровом формате. Уместный вопрос поэтому – как растущее сближение между компьютерными играми и реальной войной влияет на наше чувство реальности, не будет ли поколение, воспитанное на все более реалистичных военных играх, охотнее вступать в войну.

Идея использования игр для имитации войны не нова, только на этот раз масштаб совсем иной. Игра «Call of Duty: Modern Warfare 2» принесла 310 миллионов долларов только за один день после выпуска. Сравните это с блокбастером «Звездные войны: Пробуждение силы», который в первый день получил всего лишь 119 миллионов долларов. Или как насчет того, что в то время, как 70 тысяч молодых людей вступили в 2009 году в армию США, более 4,7 миллиона юношей и девушек остались дома в День ветеранов, чтобы поиграть в войнушку на компьютере. Во всем мире военные игры являются, пожалуй, наиболее значимым сектором игрового рынка, по некоторым оценкам, по всему миру насчитывается более 350 миллионов постоянных потребителей таких компьютерных игр.

Но у этого есть и последствия. Одно из них заключается в том, что чем больше появляется реалистичных цифровых игр, тем резче расхождение между реальностью и фантазией. Очевидно, что виртуальные упражнения являются способом обучения, если военный бюджет ограничен или вы хотите избежать несчастных случаев с личным составом. Но, возможно, есть опасность того, что электронное обучение начнет вытеснять понимание жизненных реалий. Кроме того, молодые люди, воспитывающиеся на игре, например, «Assassin’s Creed» не будут чувствовать особой вины, если убьют кого-то в реальном мире с помощью виртуального интерфейса. Другими словами, что если виртуальная война лишит бойцов на реальных театрах боевых действий способности чувствовать и переживать? Виртуальное насилие означает, что война ощущается чем-то не вполне реальным, и потому виновники насилия в реальной жизни не будут испытывать каких-либо сильных чувств по отношению к своим жертвам.

А если так, представьте себе на минуту, что произойдет, если «Дисней» и Министерство обороны объединятся для борьбы с ИГИЛ с помощью 3D-очков, тактильных перчаток и ощущающих запах воротников, которые управляют микровзрывами кордита? Я полагаю, что результатом будет ухудшение понимания ситуации, а как следствие отключение от действительности и неоправданный риск.

Возможно, люди, играющие в войнушку, сохранят ощущение того, что правильно, а что нет, но при этом будут еще больше бояться реальности. Другими словами, насилие на экране не сделает общество более жестоким, но может увеличить ожидание насилия. Есть и более позитивный взгляд: Оливия Меткалф из австралийского Национального университета заметила, что такие игры «обеспечивают бегство от бессмысленности бытия». Однако готовы ли мы заплатить за исчезновение войн появлением миллионов разочарованных и маргинализированных людей?

По словам Рональда Аркина, разработчика, работающего в технологическом институте Джорджии, 56 правительств всего мира активно стараются разработать роботизированные машины для убийства. Между тем военный стратег Томас Адамс говорит, что «кажется неизбежным появление логики, ведущей к созданию полностью автономной системы». Противники автоматизации утверждают: это значит, что ведение войн будет стоить меньше и, следовательно, в будущем они станут более частыми.