Моргана Девлин - Лорд Галифакс: Святой Лис [litres]

21 февраля лорд Галифакс, формально исполняющий обязанности министра иностранных дел, говорил с сэром Алеком Кэдоганом, который совершенно не хотел получить такого руководителя. Он отговаривал Галифакса от принятия должности 387 387 The Diaries of Sir Alexander Cadogan. P. 55. , понимая, что вся работа в итоге свалится на него. Но других кандидатов у Чемберлена не было. 23 февраля лорд Галифакс сделал одолжение премьер-министру и согласился возглавить Форин Оффис. По большому счету волноваться ему было не о чем. Чемберлен уже дал понять, что, как «вьючная лошадь», будет делать всю работу в международных делах, а заодно и отчитываться перед Палатой общин, где теперь кипели нешуточные страсти. Сэм Хор вспоминал: «Если бы Галифакс все еще был членом Парламента в Палате общин, хотя политика осталась бы той же самой, премьер-министр был бы огражден от ежедневных озлобленных споров, которые тогда сопровождали почти каждое обсуждение иностранных дел» 388 388 Viscount Templewood . Р. 281. .

Галифакс был членом Палаты лордов, что избавляло его от подобных страстей. Он вспоминал в своих мемуарах: «до прошлых двух или трех лет у меня никогда не было специального контакта с работой Форин Оффиса, но эти последние годы дали мне широкие возможности для наблюдения, какой неблагодарной при нынешних обстоятельствах станет работа любого министра иностранных дел» 389 389 Earl of Halifax. P. 195. . Несмотря на всю неблагодарность, до поры до времени Галифакс был рад оставаться в тени Чемберлена, руководствуясь советом, который дается перед началом одиночной охоты на лис: никогда не заезжай на луг, если только не знаешь, как с него выехать 390 390 Ibid. P. 196. .

Его быт как министра иностранных дел был налажен: внешнюю политику вел премьер-министр, внутренние дела министерства – подчиненные. Практически одновременно с Галифаксом в Форин Оффис пришел Рэб Батлер, который стал вторым заместителем министра наряду с Кэдоганом. Он вспоминал о том времени: «Я лично счел работу, выделенную мне Галифаксом, очень трудной, потому что сегодня есть семь или восемь заместителей министра, а в те дни были только два, и так как Галифакс был в Палате лордов, я один должен был отвечать на семьдесят или более вопросов в неделю об иностранных делах в Палате общин: Эдвард был полностью освобожден от таких проблем. Часто у меня не было времени пообедать, тридцать с лишним вопросов я печатал каждый день и отсылал премьер-министру Чемберлену. Галифакс иногда вычеркивал часть того, что я писал, и отбывал, таким образом, меня оставляли одного с очень серьезной ответственностью, особенно во время испанской гражданской войны. Эдвард не был легким человеком, чтобы спокойно работать с ним, и Алек Кэдоган, так же, как и я, счел такой темп наказанием. <���…> Галифакс ожидал, что я не только буду иметь дело с Палатой общин и Лигой Наций, но также интервьюировать послов и исполнять многообразные другие обязанности. Галифакс думал, что все русские были атеистами, ему не нравился российский посол Майский, которого поэтому почти всегда оставляли исключительно мне, я должен был видеть его, по крайней мере, раз в неделю» 391 391 Lord Butler. P. 37. . Главное для Галифакса было удостовериться, что у него есть два дня для охоты в Йоркшире. Его назначение не вызывало опасений ни внутри Британии, ни у мировой общественности. Скорее была выражена радость по поводу отставки Идена, в котором многие успели разочароваться. «Как только кто-либо начинает чувствовать, что он – мученик высокой цели, становится очень трудным избежать этого убеждения, имеющего мелодраматическую развязку» 392 392 Hickleton Papers. , – записал Галифакс в дневнике об отставке Идена.

9 марта 1938 г. канцлер Австрии Шушниг объявил о проведении плебисцита, который был назначен на 13 марта. На границе с Австрией началось скопление немецких войск. В Лондоне, заканчивая свои дела в качестве посла, в это время находился новый рейхсминистр иностранных дел фон Риббентроп. Лорд Галифакс, приехав из Йоркшира и обнаружив сгущающиеся тучи над Австрией, вызвал его к себе и читал «слишком ужасные лекции, если не проповеди», балансируя «между горем и гневом» 393 393 The Diaries of Sir Alexander Cadogan. P. 58. .

11 марта, спустя 20 минут после ланча, на котором Чемберлен искренне говорил с Риббентропом о лучшем понимании и взаимном вкладе в мир с Германией, премьер-министр вошел в свой кабинет и сразу получил телеграммы, касающиеся последовательных ультиматумов Шушнигу. Чемберлен немедленно вызвал Риббентропа к себе. Там его встретил не только премьер, но и Галифакс, который говорил наиболее серьезным образом и твердо просил Риббентропа, чтобы Гитлер придержал свои руки прежде, чем было бы слишком поздно. Чемберлен уже не ожидал, что из этого последует какой-либо результат, хотя и надеялся, что все это можно осуществить без насилия 394 394 Neville Chamberlain to Hilda Chamberlain, 13 March 1938. . В 17:15 того же 11 марта Галифакс пошел пить чай с Риббентропом и говорил с ним еще более строго: «Мы стали свидетелями этой бесстыдной демонстрации голой силы. <���…> Что должно препятствовать тому, чтобы немецкое правительство не стремилось применить точно так же голую силу для решения проблем с Чехословакией? Мы можем сделать вывод, что немецкие лидеры – это люди, которые не нуждаются в переговорах, а полагаются только на сильную руку» 395 395 Earl of Birkenhead. Р. 382. .

После этого Форин Оффис спроектировал протест против действий немецкого правительства и отослал его в Берлин, продублировав для Парижа. Галифакс, отчитав Риббентропа как провинившегося школьника, вновь стал «очень спокоен и разумен». «Это было бы преступно, – записывал в дневник Кэдоган, – поощрять Шушнига сопротивляться, когда мы не могли ему помочь. В конце дня Г<���алифакс> и я согласились, что наша совесть была чиста!» 396 396 The Diaries of Sir Alexander Cadogan. P. 60–61.

12 марта немецкие войска вошли в Вену, не дожидаясь никакого плебисцита. Гендерсон в личном разговоре с Герингом называл Германию «хулиганом», но ничего уже нельзя было сделать. Это стало первым испытанием, с которым столкнулся Галифакс на посту министра иностранных дел: «Аннексия Австрии, которая приветствовала мое вступление во владение Форин Оффисом в марте 1938 г., стала неприятным напоминанием о способе, которым нацистское правительство Германии, вероятно, будет решать другие европейские вопросы, и в течение лета хор немецких обвинений в адрес чехословацких преступлений стал звучать все громче и громче» 397 397 Earl of Halifax . P. 195–196. .

Все, что оставалось Форин Оффису, – решительно осудить ситуацию и обратить внимание на Чехословакию, которую могла бы ждать такая же судьба. Только еще с тем акцентом, что Прага была связана договором с Парижем, где в этот момент не было правительства. Чемберлен размышлял: «Сила – единственный аргумент, который Германия понимает, и “коллективная безопасность” не может предотвращать такие события, пока не продемонстрирует видимость ответной силы с намерением использовать ее. Понятно, что такая сила может быть наиболее эффективно представлена союзами, не требующими встреч в Женеве и резолюций десятков небольших стран, у которых нет никаких обязанностей. Небеса знают, что я не хотел возвращаться к союзам, но, если Германия продолжит вести себя так же, как в последнее время, это может подтолкнуть нас к подобному. Печально думать, что очень возможно всё это было бы предотвратить, если бы у меня был Галифакс в Ф. О. вместо Энтони, когда я написал письмо Муссолини» 398 398 Neville Chamberlain to Hilda Chamberlain, 13 March 1938. .