Моргана Девлин - Лорд Галифакс: Святой Лис [litres]

Когда Галифакс вернулся в Лондон, то вместе с Кэдоганом они продолжили свои шпионские игры. На этот раз предметом их внимания стало сообщение из американских источников о том, что Гитлер готовится захватить Голландию. Галифакс снова взбаламутил Кабинет министров этим заявлением и требовал от британского правительства выработанной схемы действий на случай такого исхода событий 482 482 The Diaries of Sir Alexander Cadogan. P. 144. . Но всё, чего ему удалось добиться, – это решения, что в случае немецкой агрессии Британия окажет Голландии посильную помощь. Американские доброжелатели также сообщали, что 30 января Гитлер будет выступать с решительной антибританской речью в Рейхстаге. Вечером в день выступления фюрера встревоженный Форин Оффис коллективно приник к радио. Доносившаяся оттуда немецкая речь Гитлера возвещала, что «будет большой удачей для целого мира, если наши два народа могли бы сотрудничать в полной уверенности друг в друге» 483 483 Wikisource: Adolf Hitler’s Address to the Reichstag (30 January 1939). .

В начале февраля Чемберлен сохранял свой оптимизм, основываясь на том, что он видел на улицах. А видел он людей, которые страстно приветствовали мир и до сих пор облегченно вздыхали, памятуя о кошмарной осени 1938 г. Британский премьер не мог вообразить, что европейские диктаторы увидят другое, что они будут так глухи к собственным народам, абсолютно не желающим воевать, сколько бы пропагандистские средства массовой информации ни старались. Не мог он вообразить и то, что его коллеги будут продолжать нагнетать обстановку.

Ситуация на континенте была дестабилизирована взятием войсками Франко Барселоны. В Форин Оффис звонил нервный Бонне, опасаясь возможной итальянской агрессии в адрес его страны. Галифакс наказал премьер-министру выдать максимальные союзнические гарантии Франции. Выступая в Палате общин, Чемберлен заявил: «Невозможно исследовать подробно все гипотетические ситуации, которые могут возникнуть, но я чувствую себя обязанным разъяснить, что солидарность, которой объединены Франция и наша страна, нерушима. Любая угроза жизненным интересам Франции с какой-либо стороны должна рассматриваться как непосредственная угроза и нашей стране».

После этого лорд Галифакс расслабился и даже жаловался Кэдогану, что ему нечем заняться. В ответ на это заместитель стал пересылать ему все сообщения, которые приходят в Форин Оффис 484 484 Ibid. P. 148. . Спустя два дня такой напряженной работы министр иностранных дел уехал в Йоркшир. Тем временем из отпуска вернулся сэр Невил Гендерсон. 3 февраля он приехал после лечения в Берлин: «Физически я был все еще негоден, но нравственно я был несколько восстановлен, избавившись от пессимизма и отвращения, которые преследовали меня в работе Международной комиссии, определяющей границы между Германией и чехословаками. Моя навязчивая идея о мотиве греческой трагедии во всем этом также отступила на второй план. Частично это происходило из-за отрицательной реакции на слухи, которые распространялись в декабре и январе. Сообщения, полученные из-за границы, содержали информацию о немецком вторжении и в Голландию, и в Швейцарию; захват румынских нефтяных месторождений; и даже неожиданный бомбовый удар по Лондону. Я полагал, что эти истории были запущены в обращение в основном нацистскими экстремистами, чтобы отвлечь внимание от их реальных и непосредственных целей; и на самом деле такие новости были в тот момент преждевременны» 485 485 Henderson, N. P. 189. .

В феврале в Форин Оффис из очередного источника поступила информация, что Гитлер собирается захватить то, что осталось от Чехословакии, в мае. Галифакс послал Гендерсону телеграмму:

«Ваши немецкие друзья могли бы действительно продемонстрировать нечто большее, чем нежные слова как доказательства их дружественных сердечных намерений» 486 486 The Diaries of Sir Alexander Cadogan. P. 152. . Но здесь в дело вмешался случай: 28 февраля Галифакс тяжело заболел гриппом 487 487 Ibid. P. 154. . Ходивший навестить больного Кэдоган застал главу Форин Оффиса сидящим в халате и в самом мрачном расположении духа. Обсудив с Галифаксом внутриведомственные интриги (обоим не нравилась кандидатура на пост посла в США лорда Лотиана), Кэдоган даже успел отловить премьер-министра в парке по дороге на работу и передать ему это недовольство. Но обсуждения с больным Галифаксом не прошли даром и для заместителя министра. Кэдоган заразился и тоже слег с гриппом через пару дней 488 488 Ibid. P. 146. . Таким образом, на целую неделю в начале марте 1939 г. Форин Оффис был обезглавлен.

Кому-то все же нужно было работать, и этим кем-то, разумеется, был премьер-министр Чемберлен. Он вынужденно давал от лица Форин Оффиса комментарии прессе. «Радужная история», вот как характеризовали те его мартовские слова сотрудники министерства иностранных дел 489 489 Ibid. P. 155. . Чемберлен тогда сказал репортерам, что ситуация стабильна и к концу года можно будет начать переговоры о разоружении, а также о том, что отношения между Италией и Францией начинают налаживаться. Заявление было выведено в чересчур приятных красках, хотя само по себе не было возмутительным. Но услышав из дома по радио о столь оптимистичных прогнозах, лорд Галифакс пришел в ярость. Находясь все еще в больном состоянии, он все же нашел в себе силы добраться от Итон-сквер до 10, Даунинг-стрит, чтобы устроить Чемберлену выволочку. К сожалению, усилия его были напрасны, к тому моменту, когда Галифакс появился в резиденции премьер-министра, премьер уже уехал в Чекерс.

Тогда министр иностранных дел написал ему разгромное письмо:

10 марта 1939 г.

от лорда Галифакса

Я попытался увидеть Вас сегодня, но нашел, что Вы очень предусмотрительно уехали в Чекерс. То, о чем я хотел поговорить с Вами, – это Ваше вчерашнее выступление перед корреспондентами; и поскольку мы не можем переговорить лично, Вы не будете возражать, что я вполне откровенно напишу Вам о моих трудностях в связи с этим. Я чувствую их в двух моментах… [проблема синхронизации связи с прессой № 10 и Министерства иностранных дел].

Другая моя проблема состоит в том, что оглашенные надежды на ранний прогресс разоружения – который, однако, желателен, но я не могу расценивать его вероятным, – не будут иметь положительный эффект в Германии в данный момент. Немцы станут поощрены думать, что мы чувствуем напряжение, и хороший эффект баланса, который Вы до сих пор поддерживали между перевооружением и усилиями по сохранению мира, будет обращен нам в ущерб. Я не знаю, видели ли Вы телеграмму два или три дня назад от Перта, который сообщал о разговоре с немецким военным атташе, повторявшего то же самое. И я боюсь, что французы, уже немного чувствительные к нашему тонкому подходу из-за того, что мы подгоняем их в переговорах с итальянцами, будут раздражены этим <���…>. Их готовность подозревать нас слишком велика, и, как я чувствую, мы должны очень стараться не давать им никакого основания для подобного. <���…>