Моргана Девлин - Лорд Галифакс: Святой Лис [litres]

Но Галифакс все же понимал и то, что при таком положении ему тяжело исполнять свои обязанности, и то, что он слишком сильно разнится с Уинстоном Черчиллем: «Часть моего чувства здесь затронута осознанием, насколько отдален мой ум и образ мысли от Уинстона и Макса (Бивербрука . – М. Д. ). Когда они были здесь на днях, я глубоко ощущал, как по-другому работают их умы, в отличие от моего собственного, и насколько невозможно для меня установить любую реальную общность в мыслях с ними. Я не вполне знаю, почему это так. Частично интеллектуальная, партийная мораль! Кстати, я был ужасно потрясен ростом эгоцентризма Уинстона. Я могу сделать это / Я не сделаю этого и т. д. и т. д. Смирение – привлекательный дар, но слишком редкий» 606 606 Hickleton Papers, Washington Diary. .

Атмосфера, установленная Черчиллем и Рузвельтом в Белом доме, также шокировала Галифакса: «После встречи с Хеллом утром я пошел в Белый дом, где надеялся увидеть Уинстона, но там я нашел президента, беседующим с ним в спальне! Макс Бивербрук и я сидели на коробке в проходе в течение нескольких минут и обменивались взглядами, Гарри Хопкинс проплывал мимо в пижаме и халате. Это самые странные переговоры , которые кто-либо когда– либо видел. Я разговаривал с ним вчера вечером о времени, когда можно было бы увидеть президента, и предложил 12 часов. Он думал, что это было немного поздно, так как в это время президент обычно был в своей спальне. За два или три дня до этого он встретил Уинстона вообще не одетым ни во что и должен был быстро задрапировать себя в полотенце! “Он – единственный глава государства, которого я когда-либо принимал в обнаженном виде”» 607 607 Ibid. .

Работать в таких моральных и физических условиях для лорда Галифакса было невозможно, поэтому он написал в Форин Оффис Энтони Идену о своем положении и просил отставки. Возможно, Иден и помог бы своему старому другу поскорее вернуться домой, но возникал вопрос о том, кто мог его заменить. Годился для этого только сэр Алек Кэдоган, который выступил (и продолжит неоднократно выступать в дальнейшем) с решительным протестом. К тому же появление Галифакса в Лондоне могло бы сделать неудобной уже работу Уинстона Черчилля, который опрометчиво обещал, что Галифакс может в любой момент при возвращении на родину получить место в его Военном кабинете. Поэтому британское посольство не ожидали изменения в скором будущем, а лорд Галифакс раз за разом терпел неудобства, связанные с визитами Черчилля.

В отсутствие британского премьера в Вашингтоне у Галифакса дела шли отлично. Он беседовал с одетыми представителями администрации и одетым же президентом, обсуждал все необходимые вопросы, передавал информацию из Форин Оффиса и от премьер-министра, но как только в Соединенные Штаты приезжал Черчилль, начинался очередной балаган. Остроумие британского премьера било все рекорды, то он рассуждал о колониях: «Все эти забавные небольшие вест-индские колонии лояльны, но паршивы», то «о де Голле, говоря, что он воспитал его как щенка, но никогда не обучал его правильному поведению в доме!». Наконец, он значительно осложнял жизнь посла своими полуночными пьянками: «Уинстон приехал вчера вечером и сидел до 1:30, попивая виски с содовой и разглагольствуя, иногда вполне хорошо, но в конце просто невыносимо. Особенно ужасно, что президент отсутствует на выходных, и мы должны терпеть его здесь, устраивать ужины для гостей каждый вечер. Я буду крайне истощен и выведен из равновесия к тому времени, как мы доживем до понедельника. Как можно вот так жить? Меня ужасает видеть, как он совершенно пьяный выступает со своими великими речами. <���…> Я уверен, то, что он бывает здесь, очень ценно для войны, и для его отношений с президентом это все хорошо. И я люблю его, но я буду рад, когда это посещение закончится, а мы сможем успокоиться и нормально работать снова!» 608 608 Ibid.

Во время очередного посещения Вашингтона Черчиллем у Галифакса состоялся с ним разговор по поводу отставки: «Он был очень щедр в целом и сказал много хороших вещей о моем положении и престиже здесь, который, как он думал, был в полном порядке. Я должен быть готов возвратиться и присоединиться к правительству: “Если лейбористы выйдут из Кабинета, я буду формировать консервативную администрацию, и я рассчитываю на Вашу помощь”. На это я ответил, что, когда здесь моя работа будет сделана, я удалюсь в Гэрроуби, но он не понимает этого! Забавный человек» 609 609 Hickleton Papers, Washington Diary. .

К концу 1942 г. причины удалиться в Гэрроуби и окончить политическую карьеру у лорда Галифакса появились и иные, несвязанные непосредственно с премьер-министром и своим положением. Из Египта, где служили его дети, пришла новость о том, что среднего сына Питера убили на фронте. Дневник Галифакса сухо констатирует: «День закончился печально. После того, как я лег спать, Джек Локхарт принес мне телеграмму, в которой говорилось, что Питер был убит 26 октября. Я пошел в церковь cв. Агнес к семи утра, и когда возвратился, сказал Дороти о Питере. После завтрака мы прогуливались полчаса на солнце вокруг сада обсерватории, прежде чем я должен был уйти, чтобы видеть польского посла. Я очень надеюсь, что Дороти может получить помощь в сборе денег на то, что они называют Объединенным благотворительным фондом, это займет ее время. Каждый не хочет иметь слишком много свободного времени в эти дни» 610 610 Earl of Birkenhead. P. 542. .

Ему пришлось столкнуться с той же трагедией, что и его отцу, – смертью ребенка. И так же, как и лорд Чарльз, Эдвард Галифакс находил утешение в религии, поэтому в целом мысли его были не слишком опечалены утратой, но он переживал за жену и писал другу: «Дороти, как Вы предположили, была замечательно храброй, не желая никогда никаких слов жалости к себе или даже намека на подобное. И это просто скручивает мне сердце, поскольку я знаю, что она чувствует, и причиняет боль видеть, насколько велика боль ее собственная. Счастливым меня делают мысли, что мы были близки к Питеру письмами все это время, пока он отсутствовал. Он много писал. Я хотел бы показать Вам некоторые из его писем, которые, я думаю, объясняют о нем многое. Я не всегда хорошо знал его, если вы понимаете, что я имею в виду, и иногда находил его трудным. Но эти два года изменили все и подарили нам счастье» 611 611 Ibid. P. 543. . Лорд Галифакс безоговорочно верил в загробную жизнь, его христианское смирение очень помогало ему при столкновении с трудностями, которые не думали заканчиваться.

Едва только они с Дороти наладили жизнь после известий о Питере, как 6 января 1943 г. после ужина на стол лорда Галифакса легла другая телеграмма, в которой говорилось, что его младший сын Ричард был «сильно ранен»: «У армии, по-видимому, есть три категории ранений: слегка, сильно, опасно, и, таким образом, медсестра сказала, что сообщение ободряющее». На следующий день ситуация прояснилась: «Когда мы добрались до отеля Вальдорф, мы получили сообщение, которое было очень мучительно. Ричард потерял обе ноги» 612 612 Ibid. . Как только об этом стало известно президенту Рузвельту, он тут же предложил свой частный самолет, чтобы доставить Гали– факсов в Каир к сыну. Но Галифакс ответил, что Ричард находится в госпитале с солдатами, чьи отцы не были послами, и президенты не предоставляли им самолеты, чтобы проведать детей. Он отказался, зная, что Ричард мог умереть, так и не увидев ни отца, ни матери.