Джарон Ланир - На заре новой эры. Автобиография отца виртуальной реальности

Тридцать седьмое определение VR: инструментарий для представления данных максимально ярко и доступно.

Были и многие другие. Симпатичный Джордж Захари, работавший со сложной головоломкой продвижения виртуальной реальности на рынке в начале ее существования и ставший одним из ведущих венчурных инвесторов. Майк Тейтел, еще один голографист, тоже из Массачусетского технологического института, очень милый и приятный человек, занимавшийся проектированием оптики последнего поколения шлема EyePhone. К концу срока моих полномочий VPL расширилась настолько, что я уже не знал всех лично. Нам стало мало нашего маленького здания на пристани. (Если вы живете в Кремниевой долине, знаете высотное здание к югу от моста Сан-Матео, окна которого выходят на полуостров? То самое, с большим восьмиугольным окном наверху? Там мы и располагались.)

Мистер Джон Перри Барлоу, который очень гордился своим нюхом на привлекательных женщин, рассказывал мне об интересных сотрудницах, которых я никогда не встречал. Одинокая девушка с внешностью, как у Одри Хепбёрн, и при этом внучка Альбера Камю? Кто знает, может быть, и она работала у нас?

В VPL я встречал не только новых людей, но и новые версии самого себя. Беззаботный деревенский хиппи превратился в нервного генерального директора. Трудно поверить, что это я, но, боже мой, у меня появилось самообладание.

Как бы я ни отрицал суеверия, считаю, что должен рассказать о том, чего не могу объяснить. Инженеры VPL клялись, что когда я расстраивался, то компьютеры, рядом с которыми я находился, даже в соседних помещениях, выходили из строя. Они знают точно, поскольку заносили записи о сбоях в журнал и анализировали статистику.

Причем под угрозой было не только программное обеспечение, но и аппаратное, и страдало оно не только от психической силы. Помню одну напряженную встречу с поставщиком, который хотел отсрочить доставку необходимых нам запчастей и не платить при этом договорную неустойку. Я злобно буравил взглядом представителей компании, разламывая компьютер на кусочки голыми руками. При этом я не произнес ни единого слова. Запчасти доставили вовремя.

После всегда вежливый Том осторожно собрал из конференц-зала обломки, чтобы занести их в каталог и утилизировать. Не всегда мне нравилось, в кого я превращаюсь.

Меня часто спрашивали: «Есть ли у виртуальной реальности практическое применение? Или она ориентирована только на геймеров?»

Сейчас, когда я пишу эту книгу, история виртуальной реальности еще только начинается, так что я жду сюрпризов от VR-приложений, но и те приложения, которые мы разработали в 1980-е годы, весьма популярны. Думаю, их-то и запомнят как основные сферы применения VR, ну или хотя бы как первых ласточек.

Я перечислю приложения, над которыми мы работали в VPL, по типам партнеров, с которыми мы тогда сотрудничали. Виртуальная реальность целиком и полностью строится на партнерстве. VPL выступала как в роли инициатора, так и катализатора проектов, но никогда не работала в одиночку.

(Особо выделю нескольких партнеров, работавших над множеством разных приложений. Среди них были как учебные заведения, так и молодые компании. Некоторые из них были одновременно клиентами, компаньонами, группой поддержки и соавторами изобретений: НАСА [91], Вашингтонский университет [92], Университет штата Северная Каролина [93]и еще одна молодая компания под названием Fakespace [94]. Мне кажется неправильным так коротко упоминать людей и учреждения, которые сыграли в этой истории столь важную роль, но, по крайней мере, я хотя бы делаю намеки.)

Расскажу и о некоторых других, более узкоспециализированных партнерах-заказчиках, чтобы прояснить вопрос, почему в 1980-е годы на проекты виртуальной реальности тратились миллионы долларов.

Джо Розен, пластический хирург и специалист по восстановительной хирургии, работал тогда в Стэнфорде. Когда-то он учился на скульптора и просто фантастически чувствует человеческое тело. Он был как рыба в воде среди людей искусства и прославился тем, что собрал по частям руку Марка Полина, пострадавшую от взрыва. Марк руководил знаменитой Survival Research Labs, той самой, с супермощной морской свинкой.

Сначала мы с Джо работали над его «нервным чипом», первым протезом нерва. Когда пучки нервных окончаний соединяют после разрыва, зачастую после заживания они начинают неверно преобразовывать информацию. Отдельные нервы неверно передают сигналы, и, хоть пучок в целом сросся, мозгу требуются годы на то, чтобы научиться заново преобразовывать нервные импульсы. Наш план заключался в том, чтобы поместить силиконовый чип с проделанными в нем отверстиями на пути у заживающего нервного пучка, чтобы он помог нервам правильно перенаправить сигналы. Но как найти правильные пути передачи сигналов?

Мы рассмотрели сценарий, по которому пациенту с оторванной рукой пришили бы ее и вживили особый чип, с которым пучок нервных окончаний будет восстанавливаться. (К сожалению, пациенты с оторванными руками появлялись у Джо в операционной регулярно.) Затем пациент надевал перчатку DataGlove. При попытке согнуть руку или сжать кулак перчатка определяла бы, что именно происходит, и алгоритмы адаптировали бы и перенаправляли сигналы нервных окончаний на чип, пока рука не начнет делать именно то, что хотел сделать пациент.

Эта работа опередила свое время и не продвинулась далеко, хотя Джо сделал эти чипы и провел их демонстрацию.

Чуть позже я, Джо и Энн Ласко разработали первый хирургический симулятор, работающий в режиме реального времени. Виртуальное колено. Эта работа вылилась в другой проект, на основе которого была основана медико-информатическая компания, не раз перекупленная за миллиарды долларов и в конечном итоге ставшая частью Pfizer. Но это произошло много лет спустя после того, как мы завершили совместную работу.

Первый хирургический симулятор служил скорее подтверждением обоснованности концепции. Второй – куда сложнее, на этот раз была операция на желчном пузыре. Нашим медицинским консультантом стал полковник Рик Сатава, военный врач, который пошел дальше и запустил научно-исследовательский проект при весьма авторитетном Агентстве перспективных оборонных исследовательских разработок.

Из всех виртуальных миров, над которыми я работал, больше всего удовольствия мне принесли хирургические симуляторы.

Между Японией и культурой виртуальной реальности всегда существовала особая связь. Японская культура казалась нам экзотической и символизировала странность нового мира, который мы открывали в наших лабораториях. Скотт Фишер особенно обожал ездить туда. Ночная прогулка по сверкающему огнями Синдзюку наводила на мысли о том, что когда-нибудь появятся виртуальные миры. Японским колоритом был пронизан почти весь ранний киберпанк, особенно «Бегущий по лезвию» Уильяма Гибсона.