Мерлин Шелдрейк - Запутанная жизнь. Как грибы меняют мир, наше сознание и наше будущее

Я отправился на Олимпийский полуостров в штате Вашингтон, чтобы навестить производство Стемеца. Головной офис – это кластер больших, похожих на ангары помещений, окруженных лесом, в нескольких километрах от хоженых троп. Именно здесь Стемец вырастил те грибы, из которых были получены экстракты для проекта. Именно здесь вскоре предстояло увеличить производство, чтобы выпустить продукт на рынок для широкого потребления. Через несколько месяцев после публикации его работы о пчелах Стемец получил десятки тысяч заказов на пчело-грибную кормушку ( BeeMushroomed Feeder ). Будучи не в состоянии удовлетворить спрос, Стемец планирует поместить трехмерный дизайн-проект в открытый доступ в надежде, что другие сами займутся производством этих кормушек.

Я встретился с одним из директоров производства, с которым заранее договорился о том, что он покажет мне все. На производстве соблюдались строжайшие требования к одежде: никакой уличной обуви, лабораторный халат и сетка на волосы – для бороды сеточки тоже предоставлялась. Мы экипировались и прошли через специальные двойные двери, должные ограничить доступ наполненному примесями и загрязнителями воздуху снаружи.

Мы вошли в теплицы, где выращивались плодовые тела грибов, где было тепло и сыро, а воздух был густым и приторным. Там стояли ряды полок, уставленные прозрачными мешками для рассады, все пространство в которых было прошито и заполнено мицелием. Из него выпячивались всякие поразительные формы, от трутовика лакированного с его блестящими каштановыми одежками до львиных грив ветвящихся отростков, напоминавших хрупкие, кремового цвета кораллы, вываливавшиеся из своих мешков. В комнате, где росли трутовики, воздух был настолько наполнен спорами, что я мог ощутить их мягкую, влажную горечь. Буквально через пару минут мои руки были покрыты коричневым, цвета капучино, налетом.

И снова люди не жалели усилий, чтобы перенаправить тонны еды в грибные сети. И снова мировой кризис обращался в возможности для грибов. Подобно задаче, которая встала перед мицелием вешенки, задержавшимся на краю лужицы токсичных отходов, суть радикальных мицелиевых решений была не столько в изобретении чего-то нового, сколько в способности вспомнить хорошо забытое старое. Где-то в глубине генома вешенки существует, вероятно, фермент, который выполнит поставленную перед грибом задачу. Возможно, он уже делал такую работу раньше. Возможно, нет, но его можно переориентировать для выполнения нового дела. Аналогичным образом где-то в ходе истории жизни, быть может, попадалось какое-нибудь грибное свойство или какая-нибудь грибная связь, которые могли бы подтолкнуть нас к новому, то есть хорошо забытому старому, решению одной из наших ужасающих проблем. Я подумал об истории с пчелами. Момент «эврики» для Стемеца наступил тогда, когда он вспомнил нечто, что он видел несколько десятилетий назад – пчел, которые, казалось, лечились при помощи грибов. Стемец не открывал способа лечения пчел грибами. Это открытие сделали сами пчелы, как мы можем предположить, во время борьбы с вирусами за выживание в каком-нибудь замшелом уголке их совместной истории. Где-то в глубине кучи психодуховного компоста своего мира грез Стемец метаболизировал некое старое радикальное микологическое решение, преобразив его в новое.

Я вошел в своеобразные теплицы, уставленные открытыми стеллажами трехметровой высоты с полками. Это были грибные соты. Тысячи мешков, набитых мягкими блоками мохнатого мицелия, заполняли все пространство. Некоторые из них были белыми, другие – желтоватыми, третьи – светло-оранжевого цвета. Мне показалось, что если бы система вентиляции и фильтрации воздуха прекратила работать, я смог бы услышать хруст, издаваемый миллионами миль мицелия, поглощавшего свою еду. После сбора урожая мешки с мицелием погружались в большие бочки со спиртом для получения экстракта, который должен вылечить пчел. Как и в случае со многими другими радикальными микологическими решениями, здесь пока еще нет определенности; это первые осторожные шаги к возможности взаимно гарантированного выживания, симбиоз на самой ранней стадии младенчества.

Грибы, история которых теснее всего связана с историей человечества, – это дрожжевые грибы. Они населяют нашу кожу, легкие и пищеварительный тракт. Кроме того, они выстилают все отверстия и проходы в нашем теле. Наши тела научились регулировать эти популяции, потому как упражнялись в этом на протяжении всей истории нашей эволюции. И тысячи лет человеческие цивилизации разрабатывали всевозможные ухищрения, чтобы контролировать популяции дрожжевых грибов за пределами наших тел – в бочках, кувшинах и банках. В наши дни дрожжевые грибы чаще всего используются в качестве модельных организмов в биологии клетки и генетике: они самые простые оболочки для эукариотических форм жизни, и у многих генов человека есть эквиваленты в дрожжевых грибах. В 1996 году пекарские дрожжи, Saccharomyces cerevisiae (вид дрожжевого гриба, используемый в пивоварении, виноделии и хлебопечении), стали первым эукариотическим организмом, геном которого был секвенирован. С 2010 года более четверти Нобелевских премий в области физиологии и медицины присуждается за исследования дрожжевых грибов. И все же только в XIX веке обнаружили, что дрожжи являются микроскопическими организмами.

Когда именно люди начали использовать дрожжевые грибы, точно неизвестно. Первому не вызывающему сомнений свидетельству примерно 9000 лет, и оно было найдено в Китае. В Кении, однако, на найденных во время раскопок каменных орудиях, которым уже более 100 000 лет, были обнаружены микроскопические зерна крахмала. Форма зерен позволяет предположить, что орудия, на которых они были замечены, использовались для обработки африканской винной пальмы, Hyphaene petersiana , до сих пор используемой для приготовления спиртных напитков. При условии, что в любой сахаросодержащей жидкости, оставленной более чем на один день, начнется сам по себе процесс брожения, вполне возможно, что люди занимаются производством алкоголя намного дольше, чем мы привыкли считать.

Дрожжевые грибы отвечают за превращение сахара в спирт. Антрополог Клод Леви-Стросс утверждал, что они также стали свидетелями одной из самых значительных трансформаций в истории человечества: превращения охотников и собирателей в земледельцев. Он считал, что медовуха – напиток, изготавливаемый из забродившего меда, – стала первым алкогольным напитком, и представлял переход от «естественного» брожения к искусственному «медоварению», используя пример дерева с дуплом. Алкоголь был естественным, природным веществом, если мед бродил «сам по себе», и проявлением человеческой культуры, если люди помещали его в специально выдолбленное дупло дерева для ферментации. (Интересное отличие. Следовательно, макротермесы и муравьи-листорезы перешли от естественного к искусственному за десятки миллионов лет до человека).