Мерлин Шелдрейк - Запутанная жизнь. Как грибы меняют мир, наше сознание и наше будущее

Крестовый поход или фетишизм? Микофоб или тайный микофил? Не всегда просто отличить одного от другого. Для человека, испытывающего глубокое отвращение к сморчкам вонючим, тетя Этти проводила слишком много времени, разыскивая их. В своем «спортивном азарте» она, несомненно, лучше, чем любое количество мух, способствовала распространению спор сморчка вонючего. Зловонный запах, перед которым не могли устоять мухи, так же сильно, вероятно, привлекал и тетю Этти, хотя притягательность этого запаха была искажена в ее сознании призмой отвращения. Викторианский ужас мотивировал ее: сморчки не соотвествовали тогдашним представлениям о морали, и она стала страстным рекрутом грибной миссии.

Те способы, к которым мы прибегаем в попытке постичь грибы, часто рассказывают нам о нас самих столько же, сколько и о предмете нашего расследования. Шампиньон желтокожий ( Agaricus xanthodermus ) во многих практических руководствах описывается как ядовитый. Увлеченный грибник с большой микологической библиотекой однажды рассказал мне об имевшейся у него старой книге о грибах, в которой тот же самый шампиньон желтокожий описывался как «восхитительный, если его пожарить». Автор, правда, походя обмолвился, что гриб «может вызвать легкую кому у людей со слабым здоровьем». То, как вы воспринимаете шампиньон желтокожий, зависит от вашей физиологии и состояния. Хотя для многих он может оказаться смертельным, некоторые могут лакомиться им без каких-либо дурных для себя последствий. Стало быть, описание также имеет непосредственное отношение к физиологии человека, занимающегося описанием.

Такого рода предвзятость особенно заметна в обсуждении симбиотических отношений, которые стало принято рассматривать с позиции человека с того самого момента, как слово «симбиоз» было придумано, то есть в конце XIX века. Аналогии, проводимые, чтобы разобраться в лишайниках и микоризных грибах, говорят сами за себя. Господин и раб, жулик и жертва, люди и одомашненные организмы, мужчины и женщины, дипломатические отношения между нациями… Метафоры со временем меняются, но стремление нарядить отношения, выходящие за рамки человеческих, в человеческие одежды продолжаются и по сей день.

Как объяснил мне историк Ян Сапп, концепция симбиоза служит призмой, через которую проходят, преломляясь, наши собственные социальные ценности. Сапп говорит очень быстро, и у него цепкий взгляд, подмечающий смешные подробности. Он специализируется на истории симбиоза. Он провел много десятилетий, работая с биологами – в лабораториях, на конференциях, симпозиумах и в джунглях, – когда они ломали голову над вопросами о взаимодействии организмов друг с другом. Он близкий друг Линн Маргулис и Джошуа Ледерберга, а потому с первого ряда наблюдает за тем, как современная микробиология «набирает силу». Политика симбиоза всегда была сложной. Что является основным в природе – соперничество или сотрудничество? Многое зависит от этого вопроса. Для многих он меняет угол зрения на самих себя. Нет ничего удивительного, что эти вопросы остаются своего рода концептуальной и идеологической пороховой бочкой.

В Соединенных Штатах и Западной Европе с конца XIX века, когда начала развиваться эволюционная теория, симбиоз стало принято описывать как соперничество и конфликты, что отражало взгляды человеческого общества на прогресс в рамках промышленного капиталистического общества. По словам Саппа, примеры того, как организмы сотрудничают друг с другом для достижения общей выгоды, «оставались ближе к периферии благовоспитанного биологического общества». Атмосфера взаимной поддержки, или мутуалистические отношения, такие, как те, благодаря которым появляются лишайники или связи растений с микоризными грибами, считались поразительными исключениями из правила – там, где их существование вообще признавали.

Оппозиция этой точке зрения не проходила четко по линии Восток – Запад. Тем не менее идеи о взаимопомощи и сотрудничестве в процессе эволюции были больше распространены в России, чем среди эволюционистов Западной Европы. Самый сильный удар по представлению о безжалостной «природе, с клыков и когтей которой течет чужая кровь», нанес в 1902 году русский анархист Петр Кропоткин, опубликовавший – говоря современным языком – бестселлер «Взаимопомощь как фактор эволюции». В книге он подчеркивал, что сотрудничество является такой же частью природы, как и борьба за выживание. Основываясь на своем восприятии живого, он призывал: «”Избегайте состязания! Оно всегда вредно для вида, и у вас имеется множество средств избежать его!” Такова тенденция природы, не всегда вполне осуществляемая, но всегда ей присущая. Таков лозунг, доносящийся до нас из кустарников, лесов, рек, океанов. “А потому объединяйтесь – практикуйте взаимную помощь! Она представляет самое верное средство для обеспечения наибольшей безопасности, как для каждого в отдельности, так и для всех вместе; она является лучшей гарантией для существования и прогресса физического, умственного и нравственного”».

Большую часть XX века обсуждение взаимодействий внутри симбиотических отношений оставалось политически заряженным. Сапп указывает на то, что холодная война заставила биологов серьезнее относиться к вопросам сосуществования в мире в целом. Первая международная конференция по вопросам симбиоза проводилась в Лондоне в 1963 году, через шесть месяцев после того, как Кубинский кризис чуть было не привел мир к атомной войне. Это не было совпадением. Редакторы материалов конференции отмечали, что «насущные проблемы сосуществования в условиях современного мира повлияли, вероятно, на выбор комитетом темы для симпозиума в этом году».

Наукой уже давно установлено, что метафоры могут помочь начать мыслить по-новому. Биохимик Джозеф Нидэм описывал работающую аналогию как «систему координат», которую можно использовать для организации прежде бесформенной массы информации, равно как скульптор может использовать проволочный каркас, чтобы создать опору для пластичной глины. Биолог-эволюционист Ричард Левонтин указывал на то, что невозможно «в науке работать», не прибегая к метафорам, учитывая, что «почти вся современная наука – это попытка объяснить явления, которые человек не может испытать непосредственно». Метафоры и аналогии в свою очередь уже приправлены человеческими историями и ценностями, то есть ни одно обсуждение научных идей – включая это – не может быть свободно от предвзятости, характерной для конкретной культуры.

Сегодня микоризные сети – одна из областей не только биологической, но отчасти и политической повестки. Некоторые видят в этих системах некое проявление социализма, в рамках которого лесные богатства могут быть перераспределены. Других вдохновляют семейные ценности и родительская забота млекопитающих, и они представляют, как молодые деревья получают питание через грибницы от более взрослых и крупных «материнских деревьев». Третьи описывают микоризные сети как «биологические рынки», где растения и грибы изображаются рациональными экономическими индивидуумами, заключающими сделки в торговом зале экологической стоковой биржи, распоряжаясь о «санкциях», «стратегических торговых инвестициях» и получая «рыночную прибыль».