Борис Кипнис - Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова

«Христа Спасителя ради не потревожьте любезных братцев, добрых молодцев. Бог милостив. Новая наша собратия, которых Ваше Превозходительство нижайше прошу жаловать, сего дня все за Малоейским нашим кордоном <���…> жнут теперь хлебец и собираютца на Уральскую степь в неблизкий поход, что, уповая на милосердие Всевышняго, дней через десяток начатца может во всех сих странах» [495] Суворов А. В. Письма. – С. 88. .

Казалось бы, все хорошо и можно надеяться, что так будет и далее.

Прошла неделя, и ногайские орды двинулись в путь. Скрипели тысячи повозок, перевозивших юрты, огромные табуны лошадей, неисчислимые гурты скота тонули в облаках поднятой пыли. Это было подлинное переселение народа, точнее, его исход: ногаи покидали родные степи, навсегда прощались с берегами полноводной Кубани, быстро текущего Бейсуга, своенравного Челбаса. Все они шли к Ее, чтобы, переправившись через нее, повернуть на восток и идти. Идти далеко-далеко на восход солнца в земли, о которых слышали они в преданиях старцев, но сегодня для них совершенно чуждые. Сердца их сжимались оттого, что поворачивались они спиной к могилам предков и покидали их навсегда. Тоска в их сердцах начинала сменяться обидой. Ею и решил воспользоваться самый влиятельный из джамбулуцких вождей – Тав-султан, давний недруг русских. Суворов был бдителен: заговорщик был разоблачен и содержался теперь под крепким караулом. Но подлинный размах заговора был и для нашего героя «непроницаем», ибо восточные люди умеют хранить тайну. 30 июля джамбулуцкие предводители подняли восстание: они перебили русские отряды сторожевого охранения, лишь донские казаки с боем пробились сквозь толпы восставшего народа.

Восстание переросло в междоусобную брань, ибо не все ногайцы отреклись от присяги. В эти дни родич пошел на родича, брат на брата, рубились жестоко, со всем пламенем неистового татарского сердца. Так, в эти два кровавых дня был тяжело ранен в шею верный русским джамбулуцкий вождь Муса-бей, зато Тав-султан бежал из-под караула и ушел за Кубань. Все орды стали поворачивать на юг, прорываясь через Ею и стремясь за черту Кубани, вырезая или сметая со своего пути русские посты. Лишь 31 июня все тот же подполковник И. Ф. Лешкевич с корволантом [496] Сводный отряд пехоты и кавалерии. в 1000 человек сумел отбить атаку крупных сил ногайцев. Это был перелом в ходе кровавых событий: Суворов, останавливая стремление бурного человеческого потока, направил на возмутившихся степняков донские полки и пехоту во главе с полковником Бутырского пехотного полка П. С. Телегиным. 1 августа в урочище Уран-Улгасы рота бутырцев во главе с капитаном Н. И. Скуратовым засела в редуте, защищая брод через реку. Силы атакующих ногайцев во главе с канакаем-мурзой составили от 7000 до 10 000 человек, но, к счастью, у русских были пушки, и они продержались до подхода частей Телегина и Лешкевича: бутырцы и владимирские драгуны одержали полную победу, довершенную донскими казаками. Последних пришлось унимать: никогда не желавший проливать излишнюю кровь человеческую, Суворов 4 августа писал с берега Кагальника А. И. Иловайскому:

«Ваше превосходительство! остановитесь. Полно; все теперь благополучно» [497] Суворов А. В. Письма. – С. 89. .

И действительно, как выразился он сам жестко, но выразительно: «канакаевцы почти все перехошены» [498] Там же. , их предводитель был убит в бою. Через два дня генерал благодарил главного виновника победы – полковника П. С. Телегина:

«Петр Сергеевич! Заглавное дело Вашего высокоблагородия и Николая Ивановича [499] Капитан Н. И. Сизратов. , протчих начальников и войск жертвую Богу и Императрице» [500] Суворов А. В. Письма. – С. 89. .

Однако радость победы не лишила Суворова остроты духовного зрения: на всем пространстве отступления мятежников царили смерть, нужда и горе. Беглецы в ярости бессилия убивали пленных, резали свой скот и даже убивали своих жен и детей. Уцелевшие скитались в опустошенной степи, становясь легкой добычей голода и беспомощности. В эту минуту он снова доказал, что истинный герой лишь тот, кого природа вооружила не только разящим мечом, но и сострадающим сердцем. Он пишет 11 августа войсковому атаману:

«Милостивый Государь мой! Сколько прислано будет к Вашему Превозходительству от г. полковника Телегина взятых из оставленных без призрения и пропитания на полях гибели подверженных при волновании ногайских орд, малолетних и протчих пленных, Ваше Превозходительство благоволите, приняв, иметь в Черкасске впредь до решения его Светлости Князя Григория Александровича Потемкина по мое о них Его Светлости донесение» [501] Суворов А. В. Письма. – С. 89. .

Но какова ирония судьбы, пытливые читатели мои! Этих кровавых событий можно было бы избежать, если бы в те времена депеши доставлялись поспешнее: 2 августа, находясь на марше, Суворов получил ордер от Потемкина о приостановке переселения ногаев и возвращении их в родные кочевья до будущего года! Тут же написал он об этом генерал-майору А. И. Иловайскому, но, едва закончив письмо, вынужден был сделать к нему приписку:

«По окончании сего получил сей час известие о весьма сильных бунтах. Я сию минуту выступаю. Бога ради, елико возможно, Ваше Превозходительство, поспешайте с толикими людьми, сколько ныне при вас в собрании есть, и к Кагальницкой мельнице войска подкрепить и оные спасти» [502] Там же. .

Дальнейшее нам уже известно. Воистину: хотели как лучше, а получилось…

Увы, одни ошибки порождают другие: во второй половине августа наш герой покинул Ейск и ушел с частью войск к Копылу, в крепости осталась его жена. Через неделю к крепости прорвался из-за Кубани Тав-султан с большим отрядом немирных ногайцев. Три дня защитники Ейска отбивали атаки врага, жизнь их висела на волоске. Наконец 25 августа донские казачьи полки обрушились на осаждавших. Ейск был спасен. Теперь уже сама судьба решала все за полководца: после столь дерзкого набега он сам решил идти в экспедицию за Кубань. В ту самую, на которую в середине июля у него не было охоты [503] Там же. С. 87. . Месяц провел он в Копыле, боролся с эпидемией, косившей наши войска, боролся с преступной ленью местного начальства, боролся с природой и готовил войска к походу. В середине сентября он сам назвал дату будущей атаки в письме к А. И. Иловайскому:

«Паки Ваше Превозходительство прошу предпринятое соединение изполнить непременно при наступлении ночи на 1-е октября, ибо уж здесь все меры приняты…» [504] Там же. С. 90.

Через пять дней по написании этих строк отборные войска Кубанского корпуса выступили в поход.

Никто лучше самого Суворова не расскажет нам об этом предприятии. Обратимся к тексту его рапорта Потемкину: