Стивен Пинкер - Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

С чего начался Великий побег? Самая очевидная его причина – применение науки для улучшения материальной жизни и, как следствие, возникновение, по выражению специалиста по экономической истории Джоэля Мокира, «просвещенной экономики» [215] Термин «Великий побег»: Deaton 2013. Просвещенная экономика: Mokyr 2012. . Станки и мануфактуры промышленной революции, высокоурожайные фермы аграрной революции и водопровод санитарной революции могли обеспечивать людям больше одежды, инструментов, средств передвижения, книг, мебели, калорий, чистой воды и прочих нужных вещей, чем ремесленники и фермеры за век до того. Многие ранние усовершенствования в областях вроде паровых двигателей, ткацких станков, прядильных машин и литейного производства были сделаны в мастерских и на задних дворах незнакомых с теорией самоучек [216] Самоучки: Ridley 2010. . Проблема состояла в том, что метод проб и ошибок порождает чересчур раскидистое дерево возможностей, многие из ветвей которого ведут в никуда; зато их можно подрезать посредством применения науки, ускоряя тем самым темп прогресса. Мокир замечает:

После 1750 года познавательная база технологии начала понемногу расширяться. Мало того что появлялись новые продукты и методы, – становилось понятно, как и почему работали старые, и теперь их можно было совершенствовать, дорабатывать, улучшать, по-новому сочетать с другими и адаптировать для новых целей [217] Наука и технологии как причина Великого побега: Mokyr 2012, 2014. .

Изобретение в 1643 году барометра, доказавшее существование атмосферного давления, в конце концов привело к изобретению парового двигателя, который в то время называли «атмосферным двигателем». Среди других примеров двустороннего обмена между наукой и технологией можно назвать синтез удобрений посредством применения химических знаний, полученных в результате изобретения гальванического элемента, и сделанное при помощи микроскопа открытие микробной природы заболеваний, благодаря которой мы оградили питьевую воду, а также руки и инструменты врачей от болезнетворных организмов.

Деятели прикладной науки не имели бы мотивации применять свою изобретательность для облегчения тягот повседневной жизни, а их разработки остались бы в стенах лабораторий и гаражей, если бы не еще два новых явления.

Одно из них – развитие институтов , которые упрощали обмен товарами, услугами и идеями; именно этот процесс Адам Смит выделил как главный генератор богатства. По мнению экономистов Дугласа Норта, Джона Уоллиса и Барри Уэйнгаста, пример прошлых веков, как и многих регионов мира в наши дни, показывает, что наиболее естественным для государства устройством является то, при котором представители элит договариваются не грабить и не убивать друг друга, а в обмен получают вотчины, льготы, привилегии, монополии, сферы влияния или сети покровительства, которые позволяют им контролировать какой-либо сектор экономики и жить за счет ренты (то есть дохода, полученного благодаря исключительному доступу к ресурсу) [218] Естественное устройство государства против открытой экономики: North, Wallis, & Weingast 2009. Похожие аргументы: Acemoglu & Robinson 2012. . В Англии XVIII века на смену этой системе кумовства пришла открытая экономика, при которой кто угодно может торговать с кем угодно, а их действия при этом защищены законом, правами собственности, юридически обязывающими контрактами и институтами вроде банков, корпораций и государственных органов, работа которых основана не на личных связях, а на общественном доверии. Теперь предприимчивые люди могли выводить на рынок новые продукты, или продавать старые по цене ниже, чем у других продавцов, или получать деньги за что-то, что они выполнят лишь через определенное время, или вкладываться в оборудование или землю, которые принесут прибыль только спустя годы. Сегодня я воспринимаю как должное тот факт, что, если я захочу молока, я могу пойти в продуктовый магазин, и там на полках будут стоять литровые пакеты неразбавленного и неиспорченного молока по доступной мне цене, а продавец позволит мне уйти с таким пакетом сразу после того, как я считаю терминалом свою карту, хотя мы никогда раньше не встречались, возможно, никогда больше не увидимся и у нас нет общих знакомых, которые могли бы поручиться за нашу добропорядочность. В магазинах по соседству я могу проделать то же самое с джинсами, электродрелью, компьютером или автомобилем. Только наличие многочисленных институтов делает такими простыми эти и миллионы других анонимных транзакций, из которых состоит современная экономика.

Третье после науки и институтов новое явление заключалось в смене ценностей – в становлении того, что историк экономической мысли Дейдра Макклоски назвала буржуазной добродетелью [219] Буржуазная добродетель: McCloskey 1994, 1998. . В аристократических, религиозных и воинских культурах на торговлю было принято смотреть сверху вниз, как на сферу низменного и корыстного. Однако в Англии и Нидерландах XVIII века эта деятельность начала восприниматься как высоконравственная и вдохновляющая. Вольтер и другие философы Просвещения превозносили дух коммерции за его способность преодолевать междоусобную ненависть:

Если вы придете на лондонскую биржу – место, более респектабельное, чем многие королевские дворы, – вы увидите скопление представителей всех народов, собравшихся там ради пользы людей: здесь иудеи, магометане и христиане общаются друг с другом так, как если бы они принадлежали одной религии, и называют «неверными» лишь тех, кто объявляет себя банкротом; здесь пресвитерианин доверяется анабаптисту и англиканин верит на слово квакеру… – и все без исключения довольны [220] Letters Concerning the English Nation, cited in Porter 2000, p. 21. [221] Пер. С. Я. Шейнман-Топштейн. .

В комментарии к этому отрывку историк Рой Портер пишет:

Говоря о гармоничном сосуществовании этих людей и их готовности сосуществовать в гармонии – не соглашаясь, но соглашаясь не соглашаться, – философ указывает нам на переосмысление высшего блага, на переход от богобоязненности к самосознанию, в большей мере ориентированному на психологические аспекты жизни. Таким образом, Просвещение превратило прежний главный вопрос бытия: «Как мне спасти свою душу?» – в более прагматичный: «Как мне стать счастливым?», тем самым провозгласив новую модель личного и социального взаимодействия [222] Porter 2000, pp. 21–22. .

Эта модель включала в себя нормы приличий, бережливости и сдержанности, ориентацию скорее на будущее, нежели на прошлое, и признание достоинства и престижа за торговцами и изобретателями, а не только за солдатами, священниками и придворными. Наполеон, образцовый носитель воинской культуры, пренебрежительно называл англичан «нацией лавочников». Однако британцы в то время зарабатывали на 83 % больше французов и потребляли на треть больше калорий – и мы знаем, чем все закончилось при Ватерлоо [223] Данные о ВВП на душу населения: Maddison Project 2014, Marian Tupy’s Human Progress, http://www.humanprogress.org/f1/2785/1/2010/France/United%20Kingdom . .