Дэниел Клемент Деннет - Разум: от начала до конца. Новый взгляд на эволюцию сознания от ведущего мыслителя современности

В традиционных религиях и других церемониях весьма распространено хоровое пение, оно тоже служит закреплению слов и мелодий в памяти певцов, ни один из которых не смог бы воспроизвести прошлогодний гимн в одиночку и без аккомпанемента. Когда в XVIII веке были изобретены хронометры, моряки сразу догадались, что в дальнее путешествие надо брать с собой не два, а три хронометра, поскольку им издревле был известен общепризнанный, одомашненный мем – правило большинства. Приумножающая индивидуальный голос сила племенного пения не должна быть осознана и одобрена певцами, хотя думающие люди наверняка ее замечали. Плавающая рациональность присутствует в культуре повсюду, в точности, как в генетической эволюции, и позволяет многому найти теоретические объяснения при условии, что мы отбросим нашу привычку в процессе наблюдения за кажущимися весьма умными действиями организма, или мема, приписывать ему понимание .

Художественная хореография, по контрасту с народным танцем, требует большей выразительности и более сложных движений, и если кинематограф и видеозапись «решают» проблему с помощью простой внешней грубой силы, во многом так же, как звукозапись «решает» в ряде случаев проблему нехватки музыкальной партитуры, хореография, в противовес названию, до последнего времени не обладала системой графической записи танцевальных движений, достаточной эффективной и годной для фиксации работы танцоров и хореографов. Лабанотация [150] Лабанотация – система записи движений человеческого тела, придуманная танцовщиком и педагогом Рудольфом Лабаном (1879–1958). , изобретенная в 1920-х годах Рудольфом Лабаном, и усовершенствованная в последующие годы, приобрела последователей, однако так и не стала лингва франка танца.

Очень любопытно наблюдать постепенный переход:

1) от «заразительного» ритмического движения племенных танцев на импровизированных сборищах, сопровождавшихся звуками и вокализацией, повторением излюбленных движений и подражанием друг другу – синантропных истоков танца, не требовавших ни лидеров, ни ведущих, ни хореографов;

2) через более осознанные ритуалы (с требованием репетиций и целенаправленным обучением и исправлением ошибок) – приручение танца при тщательном контроле воспроизводства;

3) к современной профессиональной хореографии – инженерам мемов, творящих произведения искусства и наполняющих ими мир культуры.

С этой точки зрения исконные народные танцы были мемами, которыми никто не «владел», развивавшимися бессознательно, в соответствии с особенностями человеческого скелета, движений, восприятия и эмоциональных реакций. Для чего это было нужно? Для распространения в человеческом обществе – это просто обычаи, которые распространяются, потому что могут распространяться, как обычная простуда.

Конечно, распространению танца могло бы способствовать создание с помощью исходных танцевальных мемов некоторых преимуществ в генах танцоров, однако этот мутуализм мог развиваться только постепенно, из комменсальных или даже паразитических отношений, по мере того как конкурирующие мемы сражались за время в доступных телах. Заразные дурные мемы трудно устранить, однако они могут превращаться в полезные привычки, и тогда их репродуктивные перспективы улучшаются. Распознавание мемов, вначале смутное (дарвиновский бессознательный отбор), а затем вполне осознанное (дарвиновский методический отбор), перекладывает их воспроизводство в большей или меньшей степени на плечи их носителей, и мемы могут расслабиться, снизить настойчивость, агрессию, заманчивость, яркость и запоминаемость, ведь они стали нужными. (Мозг одомашненных животных всегда меньше, чем мозг их диких собратьев: жизнь домашнего животного мало меняется от того, умнеет оно или глупеет, оно защищено от хищников, голода и обеспечено партнером для спаривания.) Получается, что, чтобы распространить нечто унылое, нужно, чтобы носители этой информации признали ее особенно полезной, или особенно важной, и, следовательно, достойной размножения путем широкого внедрения в систему обучения. В голову приходят сразу двойная бухгалтерия и тригонометрия. Быть-признанным-важным-влиятельным-носителем само по себе уже служит мемам замечательной адаптационной стратегией, среди наиболее ярких примеров можно назвать усыпляющую атональную «серьезную» музыку или некоторые виды современного концептуального искусства, которые – как куры-несушки – настолько зависимы от своих хозяев, что вымрут, если их не подкармливать.

Как отмечали Ричерсон, Бойд и Спербер, даже если правда, что многие важные области человеческой культуры со временем демонстрируют изменения, не являющиеся прямым следствием высокоточных систем распространения «дискретных, геноподобных» информационных сущностей, подобные системы – не только слова, но и музыка, танец, ремесла и другие традиционные способы – создают разнообразные пути, которыми культурная информация может передаваться от поколения к поколению с точностью, достаточной для относительно бессознательных постепенных мутаций, накапливающих улучшения при минимуме понимания. И как мы уже видели в истории с каноэ, артефакты сами по себе диктуют нормы, служащие ориентиром для коррекции. В истории культуры действует правило, согласно которому артефакт, обнаруженный в изобилии и явно бывший в употреблении, представляет собой то-что-надо; следуя этому правилу, вы часто можете отличить хорошие вещи от не очень хороших безотчетно, не понимая, почему одни лучше других. Копировать надо хорошее, само собой. Блестящая идея Дарвина о бессознательном отборе как постепенном пути к одомашниванию отлично применима и в области культурной эволюции. Наши предки «автоматически» игнорировали карликов и слабых особей в потомстве скота, и так происходило постепенное улучшение (относительно человеческих вкусов и нужд) поголовья.

В ДНК гены выглядят как длинные цепочки нуклеотидов – ACGТ, позволяющих сравнивать различные геномы между собой и идентифицировать места – локусы, в которых они похожи, а в которых нет. Ничего подобного (пока) в физическом воплощении мемов нет. Не существует единого базового кода, посредством которого можно было бы записать некий мем или конкурирующие с ним мемы, какую бы форму они ни принимали. Например, Бенджамин Франклин изобрел бифокальные очки, и, без сомнения, у него в голове существовала некая нейронная структура, которая воплощала и представляла это изобретение, концепцию бифокальных очков. Когда он обнародовал свое изобретение, его у него сразу же заимствовали, однако никаких причин предполагать, что нейронные структуры мозга похитителей «записали» устройство очков так же, как мозг Франклина, нет. Некоторые критики полагают, что это и есть доказательство того, что мема бифокальности не было, что мемы не существуют, что теория мемов не выдерживает критики. Во-первых, это означает, что мы не можем использовать один и тот же код для идентификации локусов в разных мозгах и посмотреть, записаны ли мемы по-разному или одинаково в этих локусах ; генетическое тестирование именно так показывает, обладаете ли вы аллелью [151] Аллели – различные формы одного и того же гена, расположенные в одинаковых участках (локусах) гомологичных хромосом; они определяют направление развития конкретного признака. Аллели одного гена, находясь в одном организме, взаимодействуют между собой, и от этого взаимодействия зависит, как проявит себя признак, обусловленный соответствующим геном (доминантным или рецессивным). (мутацией), ответственной за болезнь Хантингтона или синдром Тея-Сакса.