Дэниел Клемент Деннет - Разум: от начала до конца. Новый взгляд на эволюцию сознания от ведущего мыслителя современности

Не все процессы в культуре проявляют свойства, похожие на конкуренцию аллелей в локусе, однако эта особенность в любом случае является лишь одним из измерений, которые меняются в процессе эволюции, она имеет более «дарвиновский» характер, чем другие. У Дарвина не было концепции локуса с аллелями, и он не нуждался в ней, чтобы установить основные законы эволюции путем естественного отбора. (В главе 13 в дарвиновском пространстве Годфри-Смита мы увидим и другие измерения.)

Итак, потенциальный меметист подгребает под себя оптом все категории, давно обнаруженные взаимосвязи и явления, подробно описанные и объясненные культурологами традиционных (не использующих биологические аналогии) научных школ, и переименовывает все хозяйство в меметику. Согласно этому возражению, переименование всех идей, верований, традиций и институций в мемы (псевдобиологический, псевдонаучный, но эффектный термин) не имеет никакого смысла. Где же новые открытия, корректировки, объяснения, которые могли бы мотивировать или оправдать подобный империалистический захват? В лучшем случае меметисты переизобретают колесо. (Надеюсь, я смог передать то неподдельное возмущение, с которым обычно высказывается это возражение.)

В этих обвинениях есть доля правды, в частности, меметисты (включая меня самого) время от времени предлагали теоретикам культуры традиционных взглядов новые идеи для тех явлений, которые те давно уже разжевали и описали. Наверняка это дико раздражает теоретиков культуры, историков, антропологов, социологов, выслушивать основанное на мемах объяснение какого-нибудь феномена, описанного ими в деталях и с подробными доказательствами несколько лет назад. Должно быть, это шокирует, обнаружить, что ты ошибался или был слеп во многих моментах, отмеченных меметиками, но не стоит смущать меметика, объясняя ему, что без него теоретики культуры прекрасно обходились и ладили между собой.

На самом деле меметикам следует искать и беречь знания, добытые традиционными исследователями культуры, следуя доброму примеру Дарвина, который ценил все богатство знаний истории природы, полученное им из обширной корреспонденции. Данные по растениям и животным, собранные и систематизированные предшественниками Дарвина, обладали одним редким достоинством – они не были подогнаны под какую-нибудь теорию и были совершенно нейтральны: это отличало их от данных ярых дарвинистов (или ярых антидарвинистов), чьи предпочтения запутывали результаты. И не дарвинистские, домеметические исследования культуры следует особо ценить по той же причине: сбор данных, столь часто подвергаемый риску быть искаженным наблюдателем, специалистом в социальных науках, не был направлен на поддержку теории мемов! Меметика была бы весьма сомнительным кандидатом на звание теории культурной эволюции, если бы она не использовала все накопленные ранее знания о культуре, сделав в них лишь небольшие терминологические коррективы, изменив ряд названий с целью введения понятия «мем».

Однако меметика внесла и ряд замечательных изменений в мировоззрение, и я уже назвал те ее положения, которые считаю главным ее вкладом, исправляющим недочеты традиционных теорий культуры. Культура состоит из удивительно продуманных элементов, и традиционалисты либо необоснованно приписывают людям излишнее понимание, изобретательские таланты, гениальность, либо, – рассматривая людей как кого-то типа бабочек или антилоп, пользующихся благами, которые им не нужно понимать, – попросту снимают с себя ответственность за объяснение того, каким образом все эти творческие достижения возникли. Эволюция генетического плана (инстинкты) не может действовать с такой скоростью, чтобы обеспечить все эти достижения, и зияющую пропасть можно заполнить только меметикой, поскольку традиционный подход не дает никаких иных позитивных идей.

Меметика весьма перспективна в области депсихологизации проблем распространения инноваций (плохой/хороший). Традиционные подходы к эволюции культуры (в нейтральном смысле изменений в культуре на протяжении времени), такие как «история идей» и культурная антропология, считают людей, прежде всего, воспринимающими, верящими, запоминающими, стремящимися, знающими, понимающими, замечающими. Человек в коме или во сне не может быть передатчиком/приемником культуры ни при каких условиях, поэтому естественным предположением стало то, что культурные изменения должны быть замечены и затем (часто) приняты. Считается, что инновации были приняты потому, что люди их одобрили, оценили, возжелали. (И конечно, некоторые новшества могут быть приняты по ошибке.) Это все хорошо согласуется – слишком хорошо – с распространенным представлением о людях как о действующих рационально и осознанно существах, интенциональных системах, чье поведение можно предсказать, приписав им убеждения, желания, рациональные мотивы. Это представление оборачивается той или иной версией экономической модели сохранения и передачи культуры: культурные «блага», признаваемые ценными, сохраняются, поддерживаются и либо завещаются следующим поколениям, либо продаются тому, кто больше заплатит. Однако большинство культурных инноваций происходят посредством того, что можно было бы назвать подсознательными изменениями в течение долгого времени, их почти никто не замечает и сознательно никак не одобряет. Мемы могут распространяться от носителя к носителю как вирусы, носители этого и не замечают. Воздействие накапливается на уровне популяции независимо от самих членов популяции. Эти накапливающиеся изменения могут быть распознаны ретроспективно, например когда в общину эмигрантов попадает новый человек, недавно прибывший с родины, – его манера говорить может показаться странно знакомой и незнакомой одновременно. Ага, помню, мы раньше тоже так говорили! Могут меняться подсознательно не только произношение или смысл слов, но и реакции, моральные ценности, многие культурные символы или особенности могут смягчаться, застывать, разрушаться или размываться слишком медленно, чтобы это было замечено. Культурная эволюция молниеносна по сравнению с эволюцией биологической, однако она движется слишком постепенно для случайного наблюдателя.

К тому же существуют еще и «культурные патологии». Многие культурные феномены практически не поддаются изменениям, и ни одна теория, сопоставляющая культурные инновации с генетическими («адаптации, передаваемые иным путем»), не может их объяснить. Глава «Культура плохо приспосабливается» из книги Ричерсона и Бойда (Richerson and Boyd, 2005) не защищает меметику, но поясняет, как теория мемов может объяснить многие загадочные явления, такие, к примеру, как существование анабаптистов, в частности, амишей [155] Анабаптизм – радикальное религиозное движение эпохи Реформации, возникшее в основном в Германии, Швейцарии, Нидерландах и сохранившееся до сих пор. Анабаптисты проповедуют вечное ученичество, крещение в сознательном возрасте, понимание Церкви как братства и отрицание насилия, службы в армии. Движение очень разнородно, в нем есть умеренные течения, отстаивающие свободу воли и ценность труда, и почти сектантские, проповедующие примитивный коммунизм, обобществление имущества и даже женщин. Амиши – одно из радикальных течений анабаптизма, отличающееся крайним консерватизмом; они вступают в брак только с единоверцами, отрицают современные технологии и комфорт, стараются изолироваться от общества в сельской жизни. . Авторы соглашаются, несмотря на некоторый скептицизм относительно ряда положений теории мемов (см. стр. 6 книги), что «понятие эгоистичного мема весьма многообещающе» (стр. 154).