Дэниел Клемент Деннет - Разум: от начала до конца. Новый взгляд на эволюцию сознания от ведущего мыслителя современности

– идиомами one fell swoop (одним махом) и in cahoots (в сговоре), которые весьма непросто проанализировать, и

– that doesn’t cut any ice (это ничего не значит; букв. – это не разобьет лед) and kick the bucket (дать дуба, сыграть в ящик, умереть; букв. – пнуть ведро) , значения которых не могут быть выведены путем анализа их частей (и, следовательно, также должны быть изучены как автономные лексические единицы), и pass muster (провести поверку; букв. – провести перекличку) and close quarters (ближний бой; букв. – тесная близость), которые вполне поддаются анализу, если вы минимально знакомы с армейским бытом, и вполне применимы и в обычной жизни, и

– prominent role (выдающаяся роль), mixed message (путаное сообщение) , and beyond repair (не подлежит ремонту) , являющиеся «устойчивыми выражениями» (Bybee, 2006), «имеющие переносное, но легко угадываемое [по смыслу] значение»

– where the truth lies (где лежит истина) и bottom-up process (нисходящий процесс) , значение которых может быть угадано по входящим в них словам.

Все эти варианты преподносят нам свои истории на блюдечке с голубой каемочкой (вот и вполне подходящий пример идиомы), поскольку мы часто можем реконструировать процесс их грамматикализации, использующий часто воспроизводимые комбинации и постепенно закрепляет их в виде элементов, которые в дальнейшем могут реплицироваться как единое целое. Но даже если «в принципе» все грамматические закономерности могут эволюционировать непосредственно в языковом сообществе и могут быть установлены в сознании индивида без какого-либо участия генов (главным образом посредством обучения ), существуют весьма веские основания для существования некоей врожденной готовности.

Самым влиятельным аргументом в пользу врожденной предрасположенности к освоению языка, языковой способности (Chomsky, 1965, стр. 25) служит «бедность стимула», гласящим, что человеческое дитя не слышит в достаточном объеме насыщенный грамматикой язык (и ненасыщенный грамматикой язык с поправками – метод проб и ошибок ) в первые несколько лет своей жизни, и ему не хватает данных, чтобы построить свою «теорию» грамматики. Птицы, которые никогда не видели, как строится гнездо, могут построить пригодное для использования, характерное для их вида гнездо, благодаря врожденному умению строить гнезда. Дети, которых никто не обучал тонкостям наречий и предлогов, могут быть аналогичным образом предуготовлены к языку. Поскольку знание грамматики должно откуда-то взяться, возникает предположение, что оно может быть частично врожденным, внутренним набором принципов, правил, запретов, которые позволяют, фактически вынуждают ребенка ограничить свой поиск в пространстве возможностей, делают процесс проб и ошибок направленным, неслучайным. Этот подъемный кран (см. главу 4) действительно способен объяснить замечательную простоту, с какой дети осваивают грамматику родного языка: они выбирают из относительно небольшого набора языков, ограниченного пределами языковой способности. Однако Хомский своим упорным отрицанием участия естественного отбора в создании языковой способности создал вокруг этого утверждения ореол чего-то подозрительного! Взгляды Хомского сделали из языковой способности скорее небесный крюк, чем подъемный кран, необъяснимое и мистическое чудо в пространстве созидания, божий дар, а не результат длительного эволюционного процесса, развивавшегося на протяжении поколений.

Возможно в ответ на эту критику Хомский (Chomsky, 1995, 2000, 2000b) решительно пересмотрел свои взгляды и начал отстаивать Минималистскую программу [166] Минималистская программа Ноама Хомского – лингвистическая теория, основным принципом которой было резкое сокращение уровней в грамматике, она выдвигала новые гипотезы об устройстве когнитивной системы в связи с врожденной языковой способностью. Первой работой, в которой полностью излагались все принципы Программы, была вышедшая в 1995 году книга Хомского «Минималистская программа», последователи у нее и сейчас. , которая отрицала все врожденные механизмы и ограничения из его прежних версий и предполагала, что вся работа, которую они выполняли, могла быть реализована посредством единственного логического оператора, названного им Merge (сцепка) (см. Hauser, Chomsky, and Fitch, 2002, о знаменитой статье в защиту этой позиции в журнале Science , а также Pinker and Jackendoff, 2005, с подробным опровержением и полезными ссылками на поток критических статей, спровоцированный ею).

Merge – это универсальный комбинирующий оператор, который «рекурсивно [167] Рекурсия – определение, описание, изображение какого-либо объекта или процесса внутри самого этого объекта или процесса, то есть ситуация, когда объект является частью самого себя. Классическим физическим примером рекурсии могут служить два поставленных друг напротив друга зеркала. В лингвистике рекурсией называют способность языка порождать вложенные предложения и конструкции («Я знаю, что ты знаешь, что он знает…». соединяет два элемента (слова или фразы) в бинарное дерево, несущее метку одного из них» (Pinker and Jackendoff, 2005, стр. 219). Согласно Хомскому, таким образом, единственным когнитивным талантом, необходимым для языка, является способность, которая есть у людей и отсутствует у животных, – логическая операция, именуемая рекурсией , и она может возникнуть вне изыскательского процесса естественного отбора, в результате некоего мгновенного космического случая с внезапно осчастливленным субъектом, а не длительного развития.

В математике и компьютерных науках рекурсивными функциями называются такие функции, которые могут «использовать самих себя в качестве аргументов», это значит, что, применив эту функцию единожды и получив новую сущность из старой, вы можете вновь применить эту функцию уже к новой сущности и так далее, до бесконечности. Этот повтор позволяет создавать множество вложений, наподобие матрешки. Истинная рекурсия – мощный математический инструмент, однако существуют ее подобия, которые выполняют аналогичные действия, не будучи истинной рекурсией. Стандартным примером рекурсии в языке может служить встраивание придаточных предложений одно в другое: вот кот, который пугает и ловит синицу, которая часто ворует пшеницу, которая в тёмном чулане хранится, в доме, который построил Джек [168] «Дом, который построил Джек» цитируется по классическому переводу С. Я. Маршака. . Очевидно, мы можем так добавлять придаточные сколько душе угодно, ad infinitum, и одним из естественных свойств языка является его бесконечность. Этот детский стишок – далеко не самая длинная грамматическая конструкция из используемых. Однако существуют и другие способы добиться бесконечности. Том съел горошину, и еще горошину, и еще горошину, и … можно тоже продолжать бесконечно долго (и бесконечно занудно), но это будет итерация, а не рекурсия. Но даже если рекурсия и действует в естественном языке, то в нем должно, по идее, действовать и достаточно четкое ограничение, сколько рекурсивных вложений может отследить собеседник. Если вы способны уловить семь, то вы просто «черный пояс» в мире болтунов; но заметили ли вы, что я втянул вас в демонстрацию того, что даже у вас есть пределы, поскольку в этой фразе вложений всего шесть. Более того, в джунглях Амазонки обнаружен, по крайней мере, один язык – пирахан [169] Пирахан – язык племени пирахан, живущего в Бразилии в районе Амазонки. На этом языке в 2010 году говорило 420 человек; язык уникален своей простотой – в нем очень мало фонем, нет числительных, нет слов для обозначения цвета, и говорить можно преимущественно о том, что происходит здесь и сейчас. Для контактов с миром представители племени используют португальский, но лишь отдельные слова, им трудно понять многие абстрактные понятия. , в котором вообще нет таких возможностей (Everett, 2004), а есть относительно простые функции, которые выглядят рекурсивными до тех пор, пока вы не попробуете применить их к себе более одного раза (дважды или … n раз, где n – любое целое число). В программе Microsoft Word, к примеру, можно делать подстрочные или надстрочные надписи: