Дэниел Клемент Деннет - Разум: от начала до конца. Новый взгляд на эволюцию сознания от ведущего мыслителя современности

Первые слова без всякого сомнения относились к «вещам, для которых уже существовали понятия», – это означает попросту, что мы были оснащены либо врожденной генетической, либо полученной за счет жизненного опыта способностью различать их и распознавать возможности, которые они несут в себе, следить за ними, пользоваться ими адекватно в соответствующих обстоятельствах. Каким образом эти соответствия закрепляются в нашем мозгу, – до сих пор все еще представляет собой загадку во многих отношениях, теоретически существует множество способов воплощения (обмозговывания?) потенциальных свойств предметов. Херфорд полагает, что в этой области пока можно продвигаться и без надежной неврологической теории.

Взаимосвязь между словом и объектом, то есть значение, находится под влиянием представлений в головах пользователей языка. Мы имеем дело с тремя видами сущностей: лингвистические сущности, такие как слова и выражения, ментальные сущности, такие как преставления и мирские объекты, и отношения, такие как собаки, облака, процесс еды, быть ростом выше кого-то, и так далее… Наш мозг знает, что понятия хранятся в нем, но при этом мы не очень-то знаем, каким образом… Если вас это задевает, подумайте о том, как в XIX веке люди искали истоки Нила. Люди знали, что у Нила должен был быть исток, как у всех рек, и они знали, что это где-то посреди Африки . Со временем исток был найден. Выражение « исток Нила » не было бессмысленным только потому, что никто не знал, к какому месту оно относилось (стр. 60) 82.

Вместе с пониманием потенциальных возможностей мы получаем множество способов их описания, называния, привлечения к ним внимания, выделения, и возникает вероятность чего-то типа симбиоза: две возможности объединяются в нечто новое, понятие в специфически человеческом смысле слова, с понятным значением. Как мы совмещаем все эти разные виды «вещей» – слова и объекты – в нашем явленном образе действительности? В детстве мы впервые открываем для себя слова и объекты. Дети тратят значительную часть своего времени на исследование мира, сопоставляя предметы – кубики, кукол, палочки, кусочки еды и мусора, стараясь добраться до всего, что можно потрогать.

Что это? Я могу рассмотреть его, попробовать на вкус, засунуть в нос, сжать в кулачке, ударить по нему, разбить его, уронить, бросить, подобрать и надеть на голову. Одновременно я могу лепетать и ворковать и знакомить мой язык и уши с тем, как эти «штуки» произносятся. Очень скоро я смогу спросить, как они называются и что этот звук означает 83.

Из хаотичного нагромождения разнообразных возможностей могут возникать закономерности, периодически и ненамеренно привлекая внимание. Когда вещи становятся достаточно знакомы, они могут быть присвоены : мой кубик, моя кукла, моя еда и мои слова – вначале они бессознательно воспринимаются как мои , а потом уже превращаются в собственность. Вместе со способностью различать и опознавать приходит и способность обдумывать: суждение, что эти два предмета одинаковы, а эти – разные, может привести к осознанию понятий более высокого порядка – сходства и различия, которые становятся двумя дополнительными «вещами» в картине мира ребенка. Подобно пребиотическим циклам, обеспечивавшим повторяющиеся процессы, из которых возникли жизнь и эволюция, эти повторяющиеся манипуляции создают механизм рекомбинаций, из которых складывается плотно заселенная картина мира взрослеющего человеческого детеныша. В дальнейшем, в главе 14, мы рассмотрим более подробно, как картина мира постепенно проявляется в сознании ребенка , становясь частью его сознательного опыта.

Наш мозг хорошо приспособлен к восприятию разнообразнейших возможностей и готов совершенствовать свои способности отвечать на них соответствующим образом. Как только мозг заполнили мемы, которые можно было произнести, и оказалось, что они предоставляют возможность их присвоить, активизировались способности мозга искать и находить связи между ними и другими возможностями. Как я уже писал в главе 9 (стр. 127), дети выучивают в среднем семь слов в день в первые шесть лет жизни, и большинство этих слов никто им не сообщает сознательно, указывая пальцем («Смотри, Джонни, это топо р. Смотри, Люси, это чайки !»), не говоря уже об определениях (« Кабриолет – это машина с откидной крышей»). Дети узнают значения многих слов постепенно, как правило, даже не замечая, когда начинают понимать их смысл, в процессе, который не очень похож на преднамеренную формулировку вопросов и ответов, а надежное сохранение результатов обеспечивается бессознательным, непроизвольным статистическим анализом разнообразных стимулов, встречающихся по пути 84.

Могут ли грамматические и морфологические правила постигаться в ходе восходящего процесса, разумного, но лишенного понимания? Конечно, ведь никто не учит грамматику родного языка «сверху вниз», заучивая данные (в немецком языке три рода: мужской, женский и средний) или правила (существительные и прилагательные во французском языке изменяются по числам и родам).

Джекендофф (Jackendoff, 1994) ярко описал эту ситуацию, назвав ее «парадоксом постижения языка»:

Целое сообщество высокообразованных профессионалов (лингвистов-теоретиков), даже потратив годы на сознательное внимательное изучение языка и обмен информацией, неспособны повторить подвиг, который каждый нормальный ребенок совершает в возрасте до десяти лет, причем неосознанно и без чьей-либо помощи (стр. 26).

В природе существуют два разных способа, каким восходящий процесс может овладеть этим ноу-хау: либо с помощью глубокого обучения, неосознанного поиска закономерностей, либо посредством генетической наследственности. Пожалуй, лучше сказать, что существуют две крайности, между которыми идет неостановимая конкуренция, они соревнуются, к какой из них ближе истина. На одном конце всю работу выполняет умение искать и находить закономерности, имеющее совершенно общий характер и не имеющее отношения к языку, а на другом – почти полностью врожденная система (универсальная грамматика), в которую достаточно ввести «параметры» того или иного языка посредством опыта (типа настройки текстового редактора под ваш способ ввода текста, разве что делать это будет неосознанно малыш, изучающий язык). В пылу полемики трудно удержаться, чтобы не сместиться к той или иной крайности, но на самом деле именно промежуточная позиция наиболее разумна и допустима. В последнее время к стороне обучения примкнули создатели самообучающихся машин и лингвисты, пораженные до глубины души, – как мы поражались на страницах этой книги, – повсеместной постепенностью развития , затронувшей, как виды и подвиды животного мира, так и грамматические категории. Рассмотрим разницу между