Дэниел Клемент Деннет - Разум: от начала до конца. Новый взгляд на эволюцию сознания от ведущего мыслителя современности

Вспомним выводы из главы 7.

Целые поколения натуралистов уже установили, что животные-родители могут передавать разные навыки и предпочтения своим детям, не пользуясь речью, и эта «звериная традиция» (Avital and Jablonka, 2000) стала своего рода достижением «эволюции мемов»; однако мемы животных не создают таких невероятных возможностей для распространения, как слова. Информация не накапливается у них снежным комом, как в языке, и, как уже отмечалось в главе 12, существуют весьма экологически значимые, порой касающиеся потенциально опасных для жизни событий факты, которые не попадают в поле перцепции животных (например, что делать, если встретишь медведя), поскольку их невозможно передать без помощи речи. Возможность сослаться на то, что не присутствует здесь и сейчас, – гигантский шаг в Пространстве созидания, как полагают Бикертон (Bickerton) и другие ученые.

И, наконец, настал момент сформулировать главную мысль II части книги.

Человеческая культура начинала развиваться по совершенно дарвиновскому пути, различные важные структуры возникли вне сферы разумного понимания, примерно таким же образом, как термиты возводят свои замки. В течение следующих нескольких тысяч лет культурное освоение Пространства созидания постепенно его де-дарвинизировало, и в нем возникли подъемные силы, способствовавших созданию еще более мощных сил, которые ускоряли и ускоряли процесс, постепенно насыщавшийся пониманием.

Как далеко мог бы продвинуться H. Sapiens с уровнем понимания обезьяны? У нас есть шанс когда-нибудь это выяснить, если мы соберем достаточно свидетельств для точной датировки таких событий, как начало коллективной охоты и собирательства, приручения огня, строительства жилья, изготовления различных орудий и инструментов; но мы знаем, что все резко изменилось, когда появилась речь. На рисунке 13.1 мы видим, как человеческая культура началась в нулевом левом нижнем углу и постепенно распространялась, ускоряясь за счет роста понимания (вверх по вертикальной оси y ), возникновения контроля сверху вниз (вдоль горизонтальной оси х ) и роста эффективности направленного поиска (вглубь по оси z ). Я утверждаю, что это трехмерное пространство постепенно пересекалось в диагональном направлении от чистого дарвинизма (в конечном счете недостижимой) к вершине разумного творчества, поскольку явления, формировавшиеся по всем трем направлениям-измерениям, упорядочивались посредством использования все большего объема семантической информации и соответствующих улучшений дизайна, и это, в свою очередь, требовало больших объемов разнообразных изысканий, улучшений параметров сборки, наладки, строительства, использовавших достижения более ранних (и более дарвиновских) процессов. Некоторые свойства шагнули дальше, чем другие, но, однако, чтобы достичь сегодняшних результатов, нам все равно не понадобилось бы то, что Фриман Дайсон назвал Божьим даром. Мы еще рассмотрим в подробностях споры, которые сегодня кипят вокруг культурной эволюции, когда закончим изучать дарвиновские, полударвиновские и постдарвиновские факторы, приведшие к ней.

Рисунок 13.1. Дарвиновское пространство

В главе 12 мы установили: мемы, как и вирусы, являются симбионтами, зависящими от репродуктивных способностей своих носителей, эксплуатируемых ими для собственных целей, поэтому, чтобы произошел популяционный взрыв мемов, у носителей еще до того должен был бы существовать (или активно эволюционировать) инстинкт имитации или копирования, который окупался бы, принося некую (генетическую) пользу нашим предкам. Предки наших ближайших сородичей, по-видимому, не смогли оценить условия, приведшие к развитию этого качества, или не успели это сделать за слишком короткий период, чтобы присоединиться к нашим предкам. К примеру, шимпанзе и бонобо не проявляют интереса, сосредоточенного внимания, талантов подражания, требующихся для создания кумулятивного феномена культуры, который отличает нас от других гоминидов 86. Будущие исследования наверняка помогут склонить чашу весов в пользу одной из конкурирующих гипотез о том, когда точно это произошло, однако, мне кажется, мы уже увидели достаточно, чтобы обрести уверенность в том, что чудо тут ни при чем.

Однажды как-то так получилось, что мы стали обезьянами с зараженным мемами мозгом. В точности как вирусы и другие симбионты, миллиарды которых обитают в наших телах, завоеватели эволюционировали, чтобы научиться воспроизводиться наиболее эффективно, побеждать в конкуренции за место обитания в теле и выигрывать соревнования за право максимально рассредоточиться в новом хозяине. Среди паразитов должно сформироваться достаточно мутуалистов и комменсалов, чтобы носители не поубивали всех разом, хотя вполне вероятно, что с первыми волнами инфекции мемов произошло именно это, пока одна из волн не оказалась достаточно мягкой, чтобы обеспечить себе сохранение на долгий период. (Мы можем вообразить себе группу предполагаемых предков, охваченных безумной танцевальной лихорадкой, настолько всепоглощающей, что все забросили охоту и добычу пищи, и начали голодать; или безумный ритуал обрезания, который заразил все племя стремлением отрезать себе все больше и больше, пока это не закончилось плохо.) Аналогично первые попытки зарождения жизни могли возникать неоднократно и тут же угасать, пока одно событие не оказалось удачным (достаточно удачным) и продолжилось в бесконечность 87.

Самые ранние мемы, были ли они произносимыми протословами или молчаливыми поведенческими привычками, оказались синантропными, еще не одомашненными, поэтому им пришлось быть особенно «заразными» до тех пор, пока не образовался набор генов и мемов, способствовавший процессам воспроизводства. Возможно, лишь небольшое их количество обладало некими функциональными способностями, выходившими за пределы обычной репродукции. Плохие привычки, привязчивые плохие привычки, могли бы стать платой за распространение по-настоящему правильных и полезных обычаев и после установления правильных форм поведения, должен был бы начаться культурный и генетический поиск пути избавления от некоторой части эксцессов, примерно так же, как наша генная микромашинерия развила в себе способности избавляться от сбоев в геноме, от геномных паразитов, блуждающих элементов, обрывков, искажающих сегрегацию (см. главу 12, стр. 294).